Старк щелкнул пальцами.
И спящего Клюшкина обволокло туманом. Спустя пару секунд туман рассеялся. Если бы Риз хотя бы вздрогнул, ангелы посчитали бы эту попытку удавшейся. Не нужно было никаких лучей, чувств, жалости, сострадания, – ничего такого особенного. Но хоть какая-то реакция! Но Ризенгри как стоял, так и остался стоять. Ничего в нем не шелохнулось, ни внутри, ни снаружи. Он понимал, что это практически все, конец. Что надо что-то делать. Только что именно?
– Я хочу жить дальше! – категорически заявил Риз.
– Ну и живи себе, – усмехнулся Старк.
И второй раз щелкнул пальцами. И исчез. Следом за ним исчезли Рон и Дима. Потолков стало в несколько раз меньше. Два расположенных под углом друг к другу пола склеились в одну единую поверхность. Все вокруг начало терять цвет. Вместо кресла, в котором сидел Дюшка, теперь тихонько менял форму обыкновенный детский воздушный шарик. Углы комнаты потемнели, а потом и середины стало не различить. Вроде бы и не темно, и не светло, и не туман даже. А смотришь – и нет ничего вокруг. Ризи поглядел под ноги и не нашел своих ног. Тогда он решил пощупать их руками, но рук у него тоже не было. «А грудь, спина, живот?» – подумал Ризенгри. Ничего этого не было и в помине. Ризи попробовал хотя бы потрогать языком зубы, но ни языка, ни зубов не обнаружил. Сразу после того, как Риз понял, что у него осталось только одно его сознание, его сознание тоже исчезло. Думать стало некому, нечем и негде.
– Круто ты, – сказал Дима. – Соврал. Но мы же никогда не врем.
– Не врал я, – ответил Старк. – Я честно прибавил ко всему сказанному частицу «бы».
И дни потекли дальше, складываясь в недели.
Дюшка по-прежнему жил в доме Димы. Занимался. Тренировался. Лепил. Общался с ангелами. Дважды побывал на Земле-4, на которой была запланирована последняя попытка Ризи что-то понять и что-то изменить в себе.
В общем, все было неплохо, очень даже неплохо. Вот только математика… Дела с математикой у Клюшкина обстояли, прямо скажем, не очень.
– Кому нужна эта долбаная алгебра? – возмущался он, не в силах справиться с очередной задачкой. – Ух! Моя б воля, вообще все это бы не учил.
– Так не учи! – однажды фыркнула Лили. – Кто заставляет-то?
– Дима. Он же за меня все решает, пока я ребенок.
Лили несказанно удивилась:
– Ребенок? С чего ты взял?! Тебе уже четырнадцать, ты – совершеннолетний!
– Что-о? Гм… А я и не знал…
Весь остаток дня и почти всю ночь Дюшка думал над словами Лили. А под утро отправился вниз, к установке Альфа.
На его пути никто не возник. На этот раз никто не чинил никаких препятствий.
– Кажется, это тут, – пробормотал Клюшкин, приближаясь к поверхности с пятнами. – Кажется, достаточно утопить ладони, нажать и…
Так. Оранжевое пятно – блокировка переживания по поводу гибели родного дома. Красное – блокировка воспоминаний о Варе. Еще зеленое пятно. И фиолетовое. И лиловое. От чего они охраняют его сознание?
Дюшка приложил ладони к поверхности. Она была прохладная и немного клейкая. Как плотное желе. Если потянуть ладони на себя, становится легко и хорошо.
– Ну уж нет, – сказал Дюшка. – Никаких блоков. Никаких больше уровней альфа. Я хочу быть собой. Поехали в другую сторону.
Он нажал.
Желе уступило.
Пятна были видны отчетливо, но видение Ирочки Слунс, которая упорно, навязчиво становилась блинчиком, и морда лошади, и ухмылка Ризи, и многое другое мешало сосредоточиться.
Он нажал сильнее.
Желе поддалось.
Пятна приблизились друг к дружке, некоторые наползли краями. Рядом с блинчиком Иры Слунс возник контур мамы и сестренок. Марта и Апреля не ссорились, стояли, держась за руки, и во все глаза глазели на Дюшку. Конечно, они были ненастоящие, их тут просто не могло быть.
Он закрыл глаза и нажал сильнее.
Желе поддалось.
Муся и Аля не пропадали, хоть закрывай глаза, хоть открывай. Они маячили теперь на фоне Вари Ворониной. Наблюдали, как Дюшка и Варя сидят на корточках на улице, возле дурацкой осенней лужи, в которой когда-то встретились их руки.
Варя…
Он нажал еще сильнее. Навалился всем телом.
Желе сначала поддалось, а потом перестало. Ладони уперлись во что-то твердое. Это было дно.
«Вот так, – подумал Дюшка. – Вот теперь все наконец правильно. Прощай навсегда, уровень альфа».
