Единственная, кто ела вне очереди, в любое время, была Пипа. Она могла встать и поесть и самая первая, и самая последняя, а порой могла и вообще забыть поесть. Мать даже как-то подумала о том, что ангелы могут забрать ее в Фтопку за такое поведение, но потом успокоилась. Ангелы делали Пипе уколы мудрости, как и всем остальным жителям Земли-75, и о Фтопке даже не заикались.
Пипа любила хвастаться своими десятью уколами. Она обычно сидела, поставив левую руку локтем на стол и опираясь на нее подбородком. Или, если стояла, теребила левой рукой мочку уха. Вроде как безобидная привычка. А на самом деле видно все десять следов от уколов.
Мамаш был всего на год младше Пипы. Но ему пока сделали только три укола мудрости. А Мамашу больше и не хотелось. Еще чего! Вот сделают ему тоже десять уколов – и сиди потом день-деньской за каким-то дурацким экраном! Пару раз Мамаш заглядывал в экран. По экрану бегал зеленый человечек и стрелял в других человечков, в красных. Отличать красный цвет от зеленого Мамаш научился давно, сразу после первого укола. Так что ему было понятно, что делает сестра. Только зачем она это делает? Для чего ей это? Пипа говорила: «Мне просто интересно!» – но в это Мамаш, конечно, не мог поверить.
Мамаш пришел на кухню в тот момент, когда братики доедали свои порции. Мишмиш отправлял в рот предпоследнюю ложку. А Мимиш долизывал тарелку. Мама внимательно посмотрела на Мамаша и спросила:
– Ты чего встал?
Мама у Мамаша была умная – целых семь уколов.
Мамаш ответил не сразу. Ведь вопрос был сложный. Чего он сегодня встал раньше? Каша пахла вкусно? Но она каждый день пахла одинаково вкусно. Мамаш любил кашу потому, что он вообще был не дурак поесть. Ему хоть кашу, хоть что, лишь бы побольше. Но больше всего Мамашу нравились пончики. А если их еще в крем макать – оу!
Мамаш ничего не ответил матери, сел за грубо сколоченный деревянный стол, покрытый белоснежной бактерицидной скатертью новейшей технологии, и задумался. Мишмиш доел кашу, сказал спасибо и деловито вылез из-за стола, захватив тарелку. Мимиш все еще продолжал лизать тарелку. Мамаш положил на стол руки и опустил на них голову. Чего он встал, действительно? Может, поесть, раз уж встал?
Мишмиш самостоятельно сунул грязную тарелку в посудомоечную машину и ушел спать дальше. Ему недавно сделали первый укол мудрости, теперь он соображал, что надо делать с грязной тарелкой. На грязную ложку укола, видимо, не хватило. Ложки за собой Мишмиш не убирал. Мать молча подобрала оставшуюся на столе ложку и отправила ее в машину. Потом отобрала тарелку у двухлетнего Мимиша, взяла его на руки и понесла из кухни. Мамаш ненадолго остался один.
Отец уже встал. Он мылся перед работой. Вообще земляне-75 были не такие уж грязнули, они только одежду стирать не любили. Некоторые из них, как отец Мамаша, мылись каждый день. Правда, это было, скорее, исключение. Обычно банный день устраивали раз в неделю или раз в месяц. Ну, в крайнем случае – раз в полгода. Ничего особенного в этом не было. Подумаешь! На нашей Земле-12 в Средние века люди тоже почти не купались. Например, один французский король купался за всю жизнь всего три раза: в день крещения, в день свадьбы и еще один раз, когда во время охоты угодил в озеро прямо в одежде. А некоторые дамы вообще всю жизнь ходили ни разу не купанные.
Пока отец мылся, Мамаш захотел поесть, раз уж встал. Обычно ему кашу на тарелку клала мама. Но сейчас мамы рядом не было, а есть хотелось. Мамаш сидел и не знал, что ему делать, как поступить. Просто сидел, слушал шум утихающего дождя и привычно мечтал о пончиках и креме.
На кухню вошла Пипа. Она была самая худая из всех сестер и поэтому самая некрасивая. Если бы Мамаш был такой худой, как Пипа, ему было бы очень стыдно. Он бы, наверное, целые дни бы тогда ел, чтобы поправиться. Но Пипе на красоту было плевать. Она после десятого укола совсем ненормальная какая-то стала. Пипа решительно подошла к горшку с кашей, взяла одну из чистых тарелок, стопочкой стоящих рядом, и стала накладывать себе еду. Сама. Мамаш открыл рот и стал смотреть на Пипу.
– Привет, Мамаш! – сказала Пипа. – Ты уже ел?
Этот вопрос был простой.
– Нет, – ответил Мамаш.
– Хочешь каши?
Это тоже был простой вопрос.
– Да.
Пипа уселась за стол напротив брата, взяла ложку и вкусно облизнулась. Мамаш почувствовал, что он не просто хочет каши, а что он очень хочет каши.
– Так клади и ешь!
– Что?
Пипа придвинула к себе большую миску с вареньем и стала поливать им кашу. Мамаш сглотнул слюну. В животе у него заурчало.
– Возьми тарелку и положи себе кашу! – сказала Пипа.
Мамаш попытался переварить слова сестры. Положи себе кашу… Но он не умеет это делать! Как он это сделает? Зачем? Сейчас придет мама и…
– Встань, возьми тарелку, – сказала сестра.
Мамаш встал. Обошел стол, подошел к тарелкам. Теперь он стоял над самым горшком с горячей свежей кашей. Аромат был такой, что удержаться сил не было. Мальчика прошиб пот. Он взял в руки тарелку.
– Положи кашу на тарелку.
Деревянной рукой Мамаш ухватил половник, торчащий в горшке, и плюхнул себе на тарелку немного серо-желтой клейкой массы. Получилось гораздо меньше, чем обычно кладет мама. Но это было неважно. Мамаш вернулся с тарелкой на свое место и сел.
– Хочешь варенья? – как ни в чем не бывало спросила Пипа.
– Да.
– Клади.
Пипа пододвинула брату миску с малиновыми ягодами, плавающими в густом сиропе. Мамаш положил себе варенья. Сам. Сам. Совершенно сам! Каша, обильно политая вареньем, была перед ним. Все было в порядке. Напряжение его схлынуло.
– Я пошла за комп! – важно сообщила сестра и ушла вместе с тарелкой.
Мамаш ничего не ответил.
Мать и отец вошли на кухню почти одновременно. Вошли – и остановились в изумлении.
– Привет! – сказал Мамаш отцу.
– Привет…
Отец ответил не сразу, он не ожидал увидеть сына за завтраком. Мать молчала гораздо дольше, – она-то знала, что не клала Мамашу еду. Значит, он… Он положил ее сам, что ли?!
В полной растерянности мать подошла к горшку и стала накладывать еду отцу. Отец сел за стол и молча стал ждать, пока его обслужат. А потом взял ложку и стал есть. У Мамаша к этому времени тарелка опустела.
– Я хочу еще, – заявил он, протягивая маме тарелку.
Мама взяла тарелку и молча положила сыну добавки – полполовника.
– Еще! – потребовал Мамаш.
Мать растерялась. Мамаш никогда не просил добавки больше, чем полполовника. Пауза могла длиться долго, но тут на кухню вошла Пипа.
– Положи ему еще, он мало съел, – сказала Пипа.
– Мало?
Пипа отправила свою тарелку в посудомоечную машину и повернулась к родителям.
