– Она это сделает, – согласился Дима.
Но ангелы не были бы ангелами, если бы не умели управлять своим настроением. Дима сотворил вкусный ужин, Рон превратил часть комнаты в живописные вересковые холмы. «Джен это сделает», – думали оба, и в этом вопросе их дельта-функция была равна твердой единице.
– И какое у нас на завтра расписание? – поинтересовался Рон.
Дима скользнул глюоновой ладонью по одному из листиков, хаотично разбросанных на столе:
– Утренняя серия: литература, вышивание крестиком, легкая атлетика, оперативное хрюканье, батут, биология, история и дрессировка карликовых слоникотюбов. Вечерняя серия – хоровое пение, прыжки с парашютом и еще одно хоровое пение.
– Какой умник мог составить такое расписание! – взвыл Рон.
– Мутанты, сэр! – с достоинством ответил Дима.
Они помолчали. Настроение у них все-таки было ни к черту. Ангелы умеют управлять настроением, но они не обязаны постоянно излучать оптимизм.
– Знаешь, – признался Рон, – я очень надеялся на то, что теперь, когда Риз знает, что такое усталость, боль, страх и так далее, в нем проснется то, что надо. Я думал, что он будет хотя бы благодарен Маше за то, что она спасла его от тенниса, а потом от холода. А в нем – ничего, ни один лучик не шелохнулся.
Дима молчал.
– И над Варей когда он заплакал, тоже ничего не было. Но ведь должно быть, должно! Ты же сам видел тогда, на лыжной трассе.
Дима молчал. Рональд продолжил:
– Посмотри, он же теперь человек! Он ведет себя, как человек! Но почему ничего нет?
– Потому, что ничего человеческого в нем по-прежнему нет, – ответил Дима. – Маша тоже ведет себя, как человек. «Как». И все этим сказано. Если хочешь, прокрутим все еще раз…
– Давай, – вздохнул Рон, убирая из комнаты остатки ужина и холмы с вереском.
И вновь Ризенгри Шортэндлонг, уменьшенный вдвое, в мокрой одежде вышел на балкон. Все его истинные чувства, препарированные и разложенные по полочкам, высвечивались правее от основного трехмерного изображения.
Полупрозрачный Риз стоял на балконе. Он устал, ему было холодно. Риз хотел, чтобы Дюшка был жив, но он не переживал из-за того, что Клюшкина больше нет. Риз хотел, чтобы Варя была рядом, но…
Появилась Маша. «Ты же мокрый насквозь! Ну-ка, пошли!» Она увлекла Ризенгри в комнату.
– Ни тени сострадания, между прочим, – взглянув на Машу, прокомментировал Дима. – Смотри. Любопытство. Желание покровительствовать.
Стремление к лидерству. Удовлетворение потребности коммуникативного обще…
– Я вижу, – перебил его Рон. – А дельта?
– Дельта – ноль.
Он докрутил запись до конца. Все слова и поступки Маши Малининой и Риза Шортэндлонга объяснялись очень просто. И это объяснение было правильным. Увы.
– А как тебе вот этот кусочек, Дим? – Рон воспроизвел один кусок еще раз.
«А про тебя и Слунса я никому не скажу, если тебе это так важно». – «Обещаешь?» – «Без вопросов». – «Ты – настоящий друг, Дюшка!» – вздохнула Маша.
Дима не стал комментировать, просто убрал изображение, и все. Ничего особенного в этом моменте не было.
– Старик решил усугубить ситуацию в школе, – сказал Дима. – Он подбросил Менсу и Тафанаилу еще одну общую идею на двоих. Завтра они начнут ее реализовывать. Только они не знают пока, кто из ребят сойдет с дистанции следующим после Вари.
В вестибюле на первом этаже большого корпуса висело здоровенное табло с именами и фамилиями ребят. Это была рейтинговая таблица. До первого дня занятий она была абсолютно пустой и выглядела так:
1. Воронина Варвара
2. Иванов Федор
3. Клюшкин Андрей
4. Кошкина Ольга
5. Малинина Мария
6. Мене Барди-Фредерик
7. Петерсон Клементина
8. Пузиков Кузьма
9. Слунс Родион
10. Твикс Елена
И. Твикс Олеся
По горизонтали в таблице были такие пункты: физические данные, психическая устойчивость, интеллектуальные способности, общий рейтинг.
После первого дня против фамилии Ворониной появилась надпись: «Сошла с дистанции». Во всех остальных клеточках возникли числа, у кого больше, у кого меньше.
– А что это за общая на двоих идея? – спросил Рон.
Дима изобразил в воздухе трехмерный призрачный зал заседаний с призрачными же Менсом, Тафанаилом Казбековым и прочими сотрудниками. Даже про себя, скромно стоящего в уголочке, не позабыл. Тафанаил взошел на трибуну и сказал:
– Друзья! Мы взялись изучать предельные возможности маломутантов, но не определили, как же определить, на самом ли деле эти возможности – предельные. Что такое предел? Предел, друзья, это когда все, предел. А что в жизни мутанта – предел? Правильно, когда его функционирование прекращается. Так что, если мы хотим довести наших учеников до их предельных возможностей, мы должны создать им такие условия, когда они уже не смогут существовать.
И Тафанаил слез с трибуны, уступив место Фредерико. Тот расправил жабры и широко улыбнулся.
– Друзья! – возвестил Фредерико. – Я который раз убеждаюсь в том, что мой коллега – просто чертовски умный ученый. Мне самому хотелось предложить вам то же самое. Это предло…
– А как же ваш сын? – с недоумением перебил его Игорь Лап, сидящий в первом ряду. – Его вы тоже будете доводить до предела?
– О, нашему мальчику абсолютно ничего не грозит! – тут же вскочила с места Сильвия. – Ведь он – типичный мутант третьего порядка, и его возможности практически безграничны. Ребенок просто будет счастлив попробовать себя в разных ситуациях!
– Барди действительно ничего не грозит, – согласился с женой Фредерико. – Он нужен в классе для того, чтобы подавать пример остальным ученикам. Эти остальные ученики, разумеется, погибнут. Но ведь они сделают это во имя науки!
Рон заметил, что во время возникшей паузы фигурка Димы с заднего ряда незаметно исчезла. Он понял, что Дима целиком перешел в сверхтонкое состояние, чтобы проследить за каждым сотрудником в отдельности.
– Позвольте, а объект Клю тоже… э-э-э… будет доведен до предельного состояния? – поинтересовался Лелександр Сергеевич Пушкин.
– А как же наши работы? – заволновался Джереми Лермонтов.
По залу пробежала волна всеобщего возмущения.
– Объект Клю не будет доведен до предела, обещаю вам! – громко провозгласил Мене. – Нам всем это совершенно невыгодно!
Дима свернул картинку, и призрачное видение зала исчезло из комнаты, в которой торчали ангелы.
– Ага, – процедил Рон, – совершенно невыгодно! Про страховочку и опекунство он, ясен пень, говорить не собирается.
