Много лет назад отец научил его плавать, и Генри думал, что у него отлично получается. Он сказал об этом отцу, а на следующий день они переходили по бревну горную реку, и отец столкнул его вниз. Генри тогда запаниковал, разом забыв все уроки. Вода тянула его за ноги, он захлебывался ею, слезами и криками, дергался все меньше, а потом и вовсе перестал бороться. Отец вытащил его и, когда он отплевался от воды, ударил по лицу. Он никогда в жизни не бил Генри, и от потрясения тот разом перестал плакать. Отец был в ярости, он сказал: «Никогда не смей сдаваться, природа не терпит слабых, каждый зверь до последнего вздоха пытается выжить». И сейчас эти слова зазвенели у Генри в ушах, будто отец по-прежнему был рядом, был с ним, чтобы вытащить его, если придется. И Генри открыл глаза и рванулся вверх, – это же просто вода, он должен выбраться. Рыбы окружали его, одна ущипнула за руку беззубым ртом, и Генри отпихнул ее, одновременно сдирая с себя доспехи: они отяжелели от воды и тянули вниз. Когда голова оказалась над водой, он судорожно вдохнул и поплыл наугад: должен же туман когда-нибудь рассеяться да и вода не может быть бесконечной.
И как только он подумал об этом, ладонь мазнула по камням. Он ухватился за них, подтянулся и дрожащими руками начал ощупывать землю вокруг. Это был не тот жалкий каменный островок, что раньше, здесь уже можно было встать и идти. Вот только звуки шагов стали громче – и, оглядевшись, Генри сухо сглотнул. Туман теперь не был ровно-серым, он тускло сиял, подсвечивая фигуры людей. Отовсюду надвигались сотни неясных очертаний, и Генри бросился прочь, помчался так, что, когда земля оборвалась, он успел остановиться только в последнюю секунду.
Он стоял на краю обрыва, а далеко внизу была вода – тускло блестящая, до самого горизонта. Генри беспомощно оглянулся – фигуры приближались сквозь туман, окружали его, он мельком удивился, куда же делась река, но думать было некогда. С одной стороны – воины Освальда. С другой – обрыв, под которым нет ничего, кроме ужасного, смертельного количества воды.
Генри зажмурился. Отец в тот день сказал: «Мы с тобой из тех, кто побеждает, Генри, и ты выживешь, кто бы за тобой ни гнался. Только не давай воли страху и никогда, никогда не сдавайся».
И он пошел навстречу воинам Освальда – пять шагов, десять. Через двадцать шагов Генри повернул к обрыву, разбежался и прыгнул вниз.
Полет был коротким и полным такого мучительного ужаса, что Генри даже подумать ни о чем не успел, а вода уже сомкнулась над его головой. На этот раз, даже оглушенный ударом, он не стал терять времени и сразу рванулся вверх, с хрипом втянул воздух и поплыл, сам не зная куда. Ничего, выберется, бывало и хуже.
И тут ноги задели дно. Туман сгустился так, что ничего не разглядишь, и Генри просто пошел вперед. Вода становилась все мельче – по пояс, потом по колено. Оказавшись на твердой земле, он прошел несколько шагов и опустился на землю: на таких трясущихся ногах далеко не уйдешь.
А туман внезапно начал рассеиваться, таять, и скоро Генри увидел: вокруг нет воды, только скалы, заросшие чахлыми, искривленными соснами. Прямо перед ним был вход в извилистое ущелье, полное густого тумана, а на скале перед этим ущельем огромными буквами выбито: «Опасное место. Не ходить».
Здесь пахло хвоей, солнце бледно просвечивало сквозь серую дымку. Генри медленно опустил взгляд – и понял, что одежда на нем сухая. Он велел себе не думать об этом – надо было понять, куда идти. И тут до него дошло. Скриплер сказал: «Дальше испытание искать не надо, просто идите по карте». Вот только карта теперь была не у него.
Генри без сил привалился к скале. Все зря, можно сколько угодно бродить по этим ущельям, но так и не узнать, куда идти. Вокруг – голые камни, и даже если остальные прошли здесь до него, следы оставить было не на чем: ни клочка мягкой земли, ни травинки, которую можно было примять на ходу, только какие-то ягоды валяются на камнях, а больше – ничего.
Генри посмотрел на ягоды еще раз. Потом наверх. Никаких кустов вокруг не было, из деревьев – только сосны. Тогда откуда…
А он ведь уже где-то видел такие ягоды… прямо сегодня… Где же это было? Ну конечно, все кусты на тех холмах, по которым он шел из города, огибая войска, были усыпаны точно такими же.
Ягоды лежали неровной линией, и Генри пошел вдоль нее, стараясь не надеяться заранее. Может, это случайность, может, они просто высыпались у кого-нибудь из кармана? Но ягоды лежали на равном расстоянии друг от друга, и Генри пошел быстрее, петляя между скалами.
Вскоре он услышал негромкие голоса и замедлил шаг, стараясь двигаться бесшумно. Подобрался ближе, выглянул из-за утеса – и тут же спрятался обратно. Сердце у него застучало: видеть этих четверых было так странно, будто с их последней встречи прошло два года, а не два дня.
В его сторону никто не смотрел – они были слишком заняты ссорой. Все выглядели уставшими, какими-то повзрослевшими и изрядно потрепанными – одежда порвана и в пыли, волосы спутаны. Вещей у братьев поубавилось – видимо, половину растеряли по дороге.
– …Да потому что я не могу уже! – размахивая картой, шипел Хью. – Я так есть хочу, что у меня живот к спине прилип! Судя по этой бумажке, нам еще тащиться и тащиться. У кого-нибудь из вас наверняка припрятано что-нибудь поесть, и сейчас вы мне это отдадите.
– С какой это стати? – с вызовом спросил Джетт.
– С той, что я главный, а главный должен получать лучшее, так папа всегда говорил. Отдадите сами или заставить? Сван, обыщи их карманы.
– Не хочу, – опустив голову пробормотал Сван.
– Ах ты жирный, бесполезный тупица, еще одно слово – и останешься тут!
Сван тяжело побрел к Джетту и зашарил в его карманах. В одном оказались тайлис ночного стража и гармошка, а из второго Сван достал горсть красных ягод.
– Так-то, – довольно проворчал Хью, отнял их у Свана, засунул одну в рот и тут же, скривившись, выплюнул. – Что за дрянь? Они же несъедобные!
– Тогда, может, отдашь? Они мне еще нужны, – спокойно сказал Джетт.
– Нужны – подбирай. – Хью с размаху швырнул горсть ягод о скалу, и те раскатились по земле.
Агата, до этого молча переплетавшая волосы, достала из кармана табличку, на которой было крупно выведено: «Это было некрасиво».
– Как же ты меня достала с этой табличкой! Языком шевелить не можешь, так и помолчала бы. – Хью выхватил у нее табличку и, морщась, разодрал плотную бумагу на клочки. – Еще раз укажешь мне, как себя вести, косу тебе отрежу. Такой уродине, как ты, это уже не повредит. Ясно?
Агата взглянула на Хью так, что на секунду Генри показалось: она сейчас расцарапает ему лицо. Но вместо этого она села на землю, взяла несколько ягод и ссыпала в ладонь Джетту. Тот, неловко наклонившись, подбирал их с камней. Сван сделал движение, будто хотел помочь, но Хью пихнул его на место, и Сван послушно отошел.
Карту Хью по-прежнему держал в руке, и Генри подумал, что надо просто подойти и отнять. Никто ему здесь не соперник. Они боятся его и не посмеют ничего сделать.
