Все было обставлено очень торжественно. По всем церквям три воскресенья подряд читали Манифест о созыве депутатов в комиссию. Депутатам назначалось жалованье. Звание депутата поднималось на небывалую высоту. Депутаты на всю жизнь освобождались от смертной казни, «какое бы прегрешение ни сотворили», личная их безопасность охранялась «удвоенной карой», им давались особые значки, которые дворяне могли внести в свой герб для гордости потомков.
Начались выборы. А.Т. Болотов (1738–1833 гг.), известный писатель, мемуарист, мыслитель, а по совместительству ученый-ботаник и садовод, весьма критически относился к отбору людей для работы в Комиссии. В депутаты попадали не самые достойные люди. «Выборы начались производимым быть везде по пристрастиям; выбирали и назначали не тех, которых бы выбирать к тому надлежало и которые к тому были способны и другие достаточные, а тех, которым самим определиться в сие место хотелось, не смотря нимало, способны ли они к тому были или неспособны».
30 июля 1767 года Екатерина II открыла Комиссию об «Уложении». К этому времени в Москву приехало уже около 460 депутатов. В великий день они собрались в Кремле в Чудовом монастыре. Екатерина ехала в Кремль из Головинского дворца, где остановилась, торжественным эскортом. Впереди – придворные в 16 парадных экипажах, затем карета императрицы: 8 лошадей цугом, она в красной мантии и малой короне. Далее взвод кавалергардов, возглавляемый своим начальником графом Григорием Орловым, а за кавалергардами в карете ехал великий князь Павел Петрович. Мальчику было уже тринадцать лет.
Императрица пожаловала в Успенский собор, туда же потянулись и депутаты. Православные вошли в собор, иноверцы остались снаружи храма. Отстояли службу, Екатерина направилась в Кремлевский дворец, а депутаты стали подписывать присягу, в которой клялись «приложить чистосердечное старание в великом деле сочинения нового проекта «Уложения», соблюдая богоугодные правила: человеколюбие, добронравие…далее «по протоколу».
Во дворце Екатерина встретила своих депутатов, стоя на тронном возвышении, перед ней крытый красным бархатом стол, на котором лежал большой «Наказ». По левую руку от Екатерины стояли великий князь Павел Петрович, представители правительства, иностранные послы. Слева статс-дамы, фрейлины и прочие представительницы слабого пола. Первым выступил митрополит с пышной хвалебной речью, затем вице-канцлер. Он обращался уже непосредственно к депутатам, призывая их употребить все силы, дабы потомкам показать… и т. д.
На другой день, 31 июля, в Грановитой палате началась работа: стали выбирать маршала. Депутатов было 428 человек. Предложено было пять кандидатур, из них трое братьев Орловых: Григорий, Иван и Федор. Дальше активные дебаты, самоотводы. Кончилось дело тем, что на другой день маршала назначила сама Екатерина. Им стал Александр Ильич Бибиков, депутат от Костромы. Ему и вручили маршальский жезл.
Началось чтение большого «Наказа». Вот что пишет об этом С.М. Соловьев: «Наказ»… судя по дневной записи, был выслушан с восхищением, многие плакали, особенно когда читали слова: Боже, сохрани, чтоб после окончания сего законодательства был какой народ больше справедлив и, следовательно, больше процветающ…» Восторг был столь велик, что в благодарность Екатерине был предложен титул Великой, Премудрой матери Отечества. Екатерина его не отвергла, но и не приняла. Время для высокого титула еще не пришло.
Далее пошла работа, и была она очень трудной, сложной и крайне неповоротливой. Задумывая свое предприятие, Екатерина хотела «испытать почву прежде, чем сеять». Время сева пришло. Депутаты ведь тоже писали наказы, «как переустроить Россию», но их наказы очень отличались от наказа императрицы. Соловьев пишет: «…мысль русских людей по недавности знакомства с наукой с великими усилиями вращалась в новом мире политических и юридических понятий, что отражалось в речи, тяжелой, неправильной и темной».
Писать наказ – значит жаловаться. Жаловались на несправедливость, на разбои, на пьянства судейских и чиновных, на высокую плату в судах – судебные издержки. Иные наказы требовали смертную казнь для строптивых крепостных, требовали, чтоб не ставили в вину помещику, если крепостной умрет при наказании батогами или палкой. Наказывают ведь за дело, а поди – проверь.
Наказы были самые разные. У волоколамских дворян, например, «все было хорошо», и единственный наказ от общества депутату: «крайнее старание приложить об изготовлении статуи императрицы». Это они называли «главнейшей своей нуждой». Каргопольские крестьяне просили разрешения ловить зверей и птиц круглый год. Обсуждали долго… Один из депутатов подвел итог: «…если ловлю дозволить во всякое время, то зверей и птиц не убавится, а если запретить, то не прибавится – уменьшение и умножение состоит во власти Божией». Дворяне из Костромской губернии жаловались на ограничение частного винокурения.
А ведь таких наказов, пожеланий и просьб собрали со всей России тонны. Их прочитать времени не хватило, не то что обсудить. Наказы часто противоречили один другому. Конечно, депутаты ссорились, иные и вовсе вели себя непотребно, таких штрафовали.
Постепенно с мелких вопросов стали подбираться к более крупным – государственным. Обсуждение вызвали сословные права и обязанности. Очень горячими были дебаты по разногласиям самого дворянского сословия. До Петровского времени в благородных ходили важные бояре и «худые детишки боярские», чести много, а земли и денег нет. Все они были объединены военной службой. Они были защитники Отечества и уже по определению были выше тех, кто занимался ремеслом и хлебопашеством. За верную службу «худые детишки» получали земли, а к этой земле прикрепляли крестьян – будущих крепостных. В XVI веке в «благородные» уже попали землевладельцы, появился новый высший класс – дворянство. Первоначально его называли по-польски – шляхта, своего точного называния не было, потом наши шляхтичи стали дворянами.
Но Петр I все перепутал. При нем рядового солдата за безупречную службу могли сделать офицером, а потом и дворянством наградить. Это что же получается? Дворянин сдал «своего человека в солдаты», а потом этот «человек» может опередить своего господина по службе? И вот ты уже подчиненный у собственного крепостного! А уж когда он дворянство получает за выслугу лет – тут только руками развести.
Сильно негодовало дворянское сословие! Потомки князей воевали с новым дворянством, все дворянство – с купечеством, которое тоже хотело иметь право покупать землю и рабов. Дворянство, в свою очередь, хотело получить право заводить фабрики и заводы, потому что должно же чем-то богатеть. Обсуждался вопрос, можно ли продавать крестьян купцам в розницу, то есть без земли. Дворянство отвергло его как безнравственный по отношению к крестьянству, хотя само продавало крестьян и семьями, и в розницу, и с землей, и без земли.
«Наказ» Екатерины отнес к среднему (городскому) сословию художников, ученых не из дворян и духовенство. Синод тут же возразил: духовенство – особое сословие на Руси и должно быть приравнено в правах к благородным. Духовенству объяснили, что их приравнивают к ученым. Но ученые, в свою очередь, обиделись, что их ставят наравне с купцами и, стало быть, они подлежат подушной подати и рекрутским наборам.
