Катарина колебалась.
– Пойдем со мной, – наконец сказала она. – Хочу тебе кое-что показать.
Взяв его за руку, она вывела Магнуса из столовой Академии; ее синие пальцы переплетались с его, усеянными синими перстнями. Магнус подумал о ребенке и поймал себя на том, что опять улыбается. Он всегда считал синий самым красивым цветом.
– Я ночевала в старой комнате Рагнора, – сказала Катарина.
Имя их прежнего друга она упомянула быстро и почти неразборчиво, без малейшего намека на чувства. Магнус чуть сильнее сжал ее руку, когда они, преодолев два пролета, зашагали по каменным коридорам. Стены украшали гобелены, изображавшие великие подвиги Сумеречных охотников. Кое-где в ткани зияли дыры, и одна из них оставила ангела Разиэля без головы. Должно быть, в здешних гобеленах завелись мыши-святотатцы, ехидно подумал Магнус.
Катарина открыла огромную дверь темного дуба и завела мага в комнату с каменными сводами. Здесь гобеленов не было – только рисунки, развешанные по стенам. Магнус узнал среди них работы Рагнора: набросок обезьянки и морской пейзаж с пиратским кораблем на горизонте. Резная дубовая кровать была застелена накрахмаленными белыми простынями. Зеленые бархатные шторы побила моль, а стол, придвинутый к единственному широкому окну, украшала кожаная инкрустация.
На столе лежала старинная монета – медный кругляш, потемневший от времени, – и два пожелтевших листка бумаги, закручивавшихся по краям.
– Разбирала бумаги в столе у Рагнора и нашла это письмо, – пояснила Катарина. – Единственная по-настоящему личная вещь во всей комнате. Подумала, ты захочешь прочесть.
– Да, – кивнул Магнус, и Катарина вложила листочки ему в руки.
Маг развернул письмо и некоторое время разглядывал черные резкие буквы. Автора этих строк будто бы раздражала сама страница. Читая письмо, Магнус поймал себя на мысли, что он как будто снова слышит голос того, кто, казалось, замолчал навечно.
Рагнору Феллу, знаменитому и выдающемуся преподавателю Академии Сумеречных охотников и бывшему Верховному магу Лондона
Прости, но я вовсе не удивился, когда узнал, что последняя партия отпрысков Сумеречных охотников так же безнадежна, как и предыдущая. Нефилимам не хватает воображения и интеллектуального любопытства? Ты меня просто поразил.
Прилагаю к письму монету с изображением венка – в древнем мире это был символ образования. Мне рассказывали, что у фейри такие монетки считаются счастливыми, а тебе вовсе не помешает немного удачи, если ты хочешь добиться перемен.
Твое терпение и трудолюбие, как всегда, меня чрезвычайно впечатляют. А еще – твой непреходящий оптимизм по поводу того, что этих студентов можно чему-то научить. Хотел бы я смотреть на вещи так же, как ты! Но, к сожалению, оглядываясь вокруг, я вижу, что нас окружают сплошные идиоты. Если бы я учил детей нефилимов, не представляю, как бы удержался, чтобы не выпить парочку-другую из них.
(Пометка для нефилимов, засунувших нос в письма мистера Фелла и нарушающих неприкосновенность его частной жизни: конечно, я шучу. Просто у меня очень своеобразное чувство юмора.)
Ты спрашиваешь, как жизнь в Нью-Йорке. Отвечаю: жизнь идет как обычно. Нью-Йорк – все тот же вонючий забитый людьми город, где каждый второй – маньяк. Меня тут на Бауэри-стрит чуть не свалила с ног компашка магов и оборотней. Но не потому, почему ты подумал. Просто маг вышагивал впереди и размахивал над головой сверкающим фиолетовым боа из перьев. Мне было так стыдно, что я его знаю. Иногда я, кстати, притворяюсь перед нежитью, что я не нежить. Надеюсь, они мне верят.
Впрочем, главная причина, по которой я тебе пишу, конечно, иная. Надо продолжать твои уроки испанского. Прикладываю к письму новый список слов из словаря. Ты, кстати, очень хорошо справляешься. Если когда-нибудь примешь ужасное решение снова сопровождать нашего отвратительно одетого мага в Перу, то на этот раз будешь готов.
Искренне твой,
Рафаэль Сантьяго.
– Рагнор не мог знать, что Академию закроют после нападения Круга Валентина на Конклав, – сказала Катарина. – Письмо он сохранил, чтобы можно было учить испанский, а потом уже не смог за ним вернуться. Хотя, судя по всему, они с Рафаэлем довольно много переписывались. Думаю, остальные письма Рагнор сжег – в них наверняка было что-нибудь такое, из-за чего у Рафаэля могли возникнуть большие неприятности. Знаю, Рагнор очень любил этого маленького языкастого вампира. – Она положила щеку на плечо Магнуса. – И ты тоже.
На мгновение закрыв глаза, Магнус вспомнил Рафаэля. Того самого Рафаэля, которому он однажды оказал большую услугу; того самого Рафаэля, который, отдавая долг, умер за него. Магнус знал его с того дня, как Рафаэля укусили. Для мага он так и оставался надменным ребенком с железной волей – даже во все те долгие годы, когда де-факто возглавлял вампирский клан.
Рагнора в молодости Магнус не застал. Фелл был старше его, и к тому времени, как они познакомились, Рагнор уже превратился в вечно всем недовольного сумасброда. Правда, к Магнусу Рагнор неизменно был добр и охотно поддерживал его в любых замыслах – во всяком случае, до тех пор, пока мог жаловаться на своего подопечного всем подряд.
Однако, несмотря на всю его нелюбовь к жизни вообще и к Сумеречным охотникам в частности, именно Рагнор согласился приехать в Идрис и обучать юных нефилимов. Даже после закрытия Академии он остался жить в своем маленьком доме за пределами Города Стекла и пытался учить нефилимов, которые хотели учиться. Надежда в нем не умирала, даже когда сам Рагнор отказывался это признать.
Рагнор и Рафаэль. Оба считали себя бессмертными. Магнус тоже думал, что эти двое останутся на земле навсегда, как и он сам, – на века, и всегда будет возможность снова встретиться. Но их уже нет, как нет и тех смертных, которых любил Магнус. Жестокий урок, думал он. Любить, пока можешь, зная, что любовь хрупка, прекрасна и все время подвергается опасности. Вечная любовь и вечная жизнь не гарантированы никому.
Рагнору с Магнусом больше не довелось снова попасть в Перу – ни тогда, ни тем более теперь. Впрочем, Магнусу путь в Перу в любом случае заказан.
– А ведь ты поехала в Академию ради Рагнора, – сказал он Катарине. – Во имя его мечтаний. Чтобы лично убедиться, можно ли обучением заставить Сумеречных охотников изменить свои взгляды. Честно говоря, мне кажется, Академия стала немного другой, чем была в прошлый раз. Как по-твоему, у тебя что-нибудь получилось?
– Я об этом даже не думала, – отозвалась Катарина. – Это всегда была мечта Рагнора, не моя. Я приехала сюда ради него, а не ради Сумеречных охотников. А все эти идеи Рагнора о перевоспитании я всегда считала несусветной глупостью. Невозможно обучить человека, если он сам не хочет учиться.
– И что заставило тебя передумать?
– Я не передумала, – возразила Катарина. – Просто на этот раз они хотели учиться. Но все равно в одиночку мне было не справиться.
