Она порылась в сумке, отыскала блокнот, открыла его и уставилась на Саймона горящими от нетерпения глазами.
Жюли, родившаяся и выросшая в Идрисе, скорчила гримаску.
– Что такое Бранжелина? Похоже на имя демона.
– Вовсе нет! – запротестовал Джордж. – Я верю в их любовь.
– Они не как Бранжелина, – возразил Саймон. – Как бы ты их тогда назвала? Алгнус? Звучит словно какая-то болезнь.
– Разумеется, я бы тогда назвала их Малек, – парировала Беатрис. – Или ты совсем тупой, Саймон?
– Нет-нет, вы меня не собьете с темы! – заявила Жюли. – Есть у Магнуса пирсинг? Ну конечно, есть; неужели он упустил бы возможность лишний раз покрасоваться?
– Я не заметил, – резко отозвался Саймон. – А даже если бы заметил, то точно не стал бы это обсуждать.
– О да, потому что простецы никогда не сходят с ума по знаменитостям и по их личной жизни, – язвительно заметила Беатрис. – Хотя… что это я? Посмотри вот на Бранжелину. Или на эту группу, от которой впадает в экстаз наш милый Джордж. Ручаюсь, ему известны все версии и домыслы по поводу личной жизни ее участников.
– От какой это… группы Джордж… впадает в экстаз? – медленно переспросил Саймон.
– Не хочу об этом говорить, – попытался увильнуть Лавлейс. – В последнее время у них что-то не ладится, и я из-за этого расстраиваюсь.
Сегодняшний день и так был забит под завязку расстройствами и огорчениями, так что еще только Джорджа с его группой Саймону и не хватало. Он решил, что об этом пока думать не будет.
– Я – единственный из вас, кто вырос в одной поездке на метро от Бродвея. Я прекрасно знаю, как сильно люди интересуются знаменитостями, – сказал он. – Но мне странно слышать, что вы, девочки, просто помешаны, например, на Джейсе или Магнусе. Так же странно, как и то, что Джон бегает за Изабель с высунутым языком, как собачка.
– А то, что Джордж без памяти втюрился в Клэри, тоже странно? – деловито уточнила Беатрис.
– У нас сегодня что, день откровений «Предай Джорджа»? – простонал Лавлейс. – Сай, слушай, я, может, и думал иногда о карманных цыпочках, но я бы никогда тебе о них не рассказал! Я не хочу, чтобы меня считали странным!
Саймон воззрился на него.
– Карманные цыпочки? Поздравляю, страннее уже не придумаешь.
Джордж стыдливо опустил голову.
– Для меня это странно, потому что все ведут себя так, словно они лично знают всех этих знаменитых людей, хотя на самом деле это не так. А этих людей, о которых мы сейчас говорим, я действительно знаю. Они не фото на постере, который висит у вас на стене. Они вовсе не то, что вы о них думаете, – что бы вы о них ни думали. Они имеют право на личную жизнь. Для меня это странно, потому что все ведут себя так, словно знают моих друзей, хотя на самом деле они и понятия о них не имеют. И странно видеть, что кто-то посторонний позволяет себе претендовать на моих друзей и на какое-то место в их жизни.
Беатрис, смутившись, положила ручку.
– Ладно, – сказал она. – Вижу, что для тебя это действительно странно, но… ведь все действительно восхищаются тем, что они сделали. Люди ведут себя так, словно знают их, потому что хотят их узнать. А восхищение означает, что знаменитости имеют большое влияние на обычных людей. И благодаря этому могут сделать много хорошего. Алек Лайтвуд вдохновил Сунила стать Сумеречным охотником. А ты сам, Саймон? Многие идут следом за тобой, потому что восхищаются тобой. Может, тут и есть какая-то странность вперемешку с восхищением, но мне кажется, это просто очень хорошо.
– Со мной – это другое, – пробормотал Саймон. – То есть я даже не помню. Я имел в виду моих друзей. Включая Алека. Он… он тоже мой друг, хотя я ему и не нравлюсь. Они все для меня важны. И все они – особенные.
Он не был крутым или самоуверенным, как Магнус или Джейс. Он не понимал, о чем говорит Беатрис. А мысль о том, что люди могут интересоваться, есть ли у него пирсинг, повергла Саймона в тихую панику.
У него не было никакого пирсинга. Он когда-то был музыкантом и жил в Бруклине. Наверное, он должен был себе что-нибудь проколоть… но не проколол.
Беатрис снова смутилась. Вырвала из блокнота исписанную страницу и смяла в комок.
– Ты тоже особенный, Саймон, – сказала она и покраснела. – Это все знают.
Он посмотрел на ее зарумянившиеся щеки и вдруг вспомнил, как Джордж обмолвился, что кто-то в него влюбился. Тогда Саймон подумал, что это Жюли. И хотя это было бы вдвойне странно и лестно, если бы его мужское очарование вдруг смогло покорить сердце снежной королевы Сумеречных охотников, Беатрис казалась более разумным вариантом. Они с Беатрис – действительно хорошие друзья. У нее лучшая улыбка в Академии. Ему приятно щекотала нервы мысль о том, что такая привлекательная девушка влюбилась в него. И что с ней вместе он мог бы вернуться в Бруклин.
Теперь Саймон вообще не знал, куда себя деть. Что, если он ненароком обидел Беатрис?
Жюли откашлялась.
– И раз уж ты теперь знаешь… кое-кто и вправду задавал нам очень неудобные вопросы о тебе. А-а, был еще случай, когда некто попытался украсть один из твоих грязных носков и хранить его как трофей.
– И кто же это был? – возмутился Саймон. – Просто противно.
– Мы им никогда ничего не говорим, – продолжала Жюли. Губы ее хищно изогнулись, и девушка стала похожа на рычащую белокурую тигрицу. – Конечно, один раз всякий может спросить, но больше уже не решаются. Потому что для нас ты – настоящий человек, Саймон. И наш друг.
Она потянулась через стол и коснулась руки Саймона, почти сразу же отдернув пальцы, словно обжегшись. Беатрис схватила Жюли за руку и, заставив ту подняться со стула, потащила в дальний угол столовой, где была расставлена еда.
Кажется, девушки даже есть не хотели. Они лишь поковырялись в тушеном мясе и отодвинули его. Саймон следил, как Жюли с Беатрис остановились и начали напряженно перешептываться.
– По-моему, они расстроились.
Джордж закатил глаза.
– Вот ты тормоз, Сай.
– Ты что, хочешь сказать, что… – начал Саймон и осекся. – Не могу же… не могу же я нравиться им обеим?
Повисла гробовая тишина.
– А ты не нравишься ни той, ни другой? – продолжал он. – Да ладно. С чего ты взял? К тому же у тебя такой приятный шотландский акцент.
– Не сыпь мне соль на рану. Девушки, наверное, меня боятся, потому что мои зоркие глаза смотрят им прямо в душу, – усмехнулся Джордж. – Или, может, их отпугивает моя внешность. Или, может… Пожалуйста, давай не будем говорить о моем одиночестве, ладно?
Он смотрел на Жюли и Беатрис с легкой задумчивостью. Саймон не смог бы сказать, с чем связана эта задумчивость – с девушками или с любовью вообще. Как выяснилось, он и понятия не имел, какие эмоциональные бури бушуют в сердцах его друзей.
