Шельнова встала и прошлась взад-вперед по кабинету. Нервно хрустнула пальцами. Потом достала из сейфа пистолет, бросила его в сумочку из кожи лосося и подошла к двери.
Спустя секунду она выглянула в коридор, убедилась, что в нем никого нет, и быстрой перебежкой достигла боковой, вечно пустующей лестницы.
5
– Это хорошо, что вы купаетесь без плавок, – сказал человек в шортах цвета хаки, а Томас, свирепый сэр Томас, обожравшийся виртуальной человечины в аватаре красного пса на просторах ВР, а после обстрелянный из «Мистралей» и до упаду налетавшийся в салоне вертолета, казался спокойным и даже довольным.
Пока Августин плавал, человек в шортах поджидал его на берегу, возле сложенных горкой джинсов. Пистолет-пулемет «Унимаг» с полупустой обоймой лежал там же и, по-видимому, не вызвал ни малейшего интереса у чужака. Томас, повышенно злостный сэр Томас, вилял хвостом и лизал чужаку руки!
– Да, я купаюсь без плавок, – спокойно ответил Августин, выходя из вод – мокрый и нагой, как Афродита в аналогичной ситуации. – Насколько мне известно, это не запрещено.
Он принял сидящего в позе «полулотос» человека за отдыхающего с одной из близлежащих турбаз.
По крайней мере, на «вышибалу» тот не был похож ни манерой говорить, ни лицом, ни жестами. Скорее незнакомец походил на ни во что не врубающегося японца, выучившего русский на пять с двумя плюсами. Единственное, что смутило Августина, так это неуставное поведение сэра Томаса.
– Это даже показано. Здесь никто не плавает одетым. По-моему, плавки – это очень глупо, Августин.
Августин невозмутимо натягивал джинсы. Когда прозвучали последние слова чужака, он был поглощен размышлениями о том, уцелела ли распечатка фотографии загадочного покупателя «форсажа», добытая им у Хмыря.
Кажется, она должна лежать в заднем кармане джинсов. Вот почему до него не сразу дошло, что «японец» в шортах цвета хаки назвал его по имени!
– Как вы сказали: «Августин»? – Он сощурился и недоуменно воззрился на чужака. – Или мне послышалось?
– Нет, Августин, тебе не послышалось. – Человек с восточным разрезом глаз и черными как смоль волосами улыбнулся.
– Разве мы знакомы? – неуверенно сказал Августин. – А! Вы, наверное, были в той корейской группе сетевых полицейских на встрече в Измайловском центре? Вы, кажется, иностранец?
– Начнем с конца. Да, я иностранец. Из Якутии. Я не полицейский. Меня зовут Хотой. Мы знакомы, хотя друг другу и не представлены.
– А-га… – тупо протянул Августин. Нужно было сказать что-то умное, что-то проницательное, или сострить наконец… Но голова отказывалась соображать. Хотелось спать. Хотелось есть.
– Мы знакомы, если можно так выразиться, односторонне. Я знаю тебя. Амулет на твоей шее – мой подарок.
– Хорошо. Спасибо, – тупо сказал Августин и уселся на корточки рядом с Хотоем. – Он мне очень помог, кажется…
– Кажется, да. По крайней мере, вы здесь, а значит, мои старания не пропали даром. Ты все-таки очень сообразительный сукин сын, Томас, – с этими словами Хотой потрепал пса за холку.
Августин посмотрел на собеседника округлившимися от удивления глазами. Больше всего это походило на сцену из неогодаровской кинокартины, когда первый попавшийся на дороге велосипедист стреляет в тебя из пистолета лимонной карамелью, а после называется твоим отцом, который еще в Чечне полком командовал, а потом, в подтверждение своих слов, демонстрирует фотокарточку, где твоя беременная тобой мать целуется с мужиком, который на велосипеде…
– И Голос Неба в Утгарде сегодня тоже принадлежал мне.
– Не понимаю, – вслух заключил Августин и вперил взгляд в голубые дали.
Яхта, катамараны, чайки. Снится, что ли?
6
Дом на сваях был прост, но красив. Особой, естественной красотой, которую уже давно утратили (если когда-то вообще имели) городские строения.
«Если бы у меня была куча денег, я тоже завел бы себе такой, – не к месту подумал Августин. – Ну его к едреной фене, это стрельбище на восьмидесятом этаже!»
«Центр рекурсионной терапии „Байкал“ – было начертано над притолокой, сработанной из грубой, не полированной и уж подавно не лакированной древесины.
Внутри Центра было необычайно тихо – десять—двенадцать человек, мужчин и женщин, сидели на циновках и рисовали – каждый свое. Кто красками, кто углем, кто маркером.
Августин просто не мог представить себе ситуацию, когда в одной комнате находятся хотя бы трое человек и не говорят ничего. Не спорят. Не выпивают. Не шумят. Не обсуждают свои и чужие подвиги в ВР. Не рассуждают о сравнительных достоинствах морфа «Дракон» и морфа «Геркулес Взбешенный».
«Как-то это не по-русски», – подумал Августин.
Хотой распахнул перед Августином дверь в плохо освещенную комнату. На низеньком столике, простом и грубом, как и вся обстановка оздоровительного центра «Байкал», стояла керосиновая лампа. Вот уж чего-чего, а такой игрушки Августину не доводилось видеть ни разу в жизни.
А вот с запахом керосина он был знаком – в прошлом году по нейросерверам гулял вирус SCUMSPECTER, из-за которого все цветы в ВР неделю воняли различными продуктами нефтепереработки. В понедельник – бензином, во вторник – лигроином, в среду – керосином…
– Слушай меня внимательно, – начал Хотой, когда Августин уселся на циновку с мандалой посередине и сделал попытку расслабиться. – У нас не так много времени на болтовню. Сидя там, где ты сейчас, я говорил с тобой Голосом Неба. Я был в ВР и видел тебя в железной башне. Я видел все, что происходило, и всех, кто был там. Я слышал все. Кроме того – и это было несколько сложнее – со вчерашнего дня я знал, что произойдет в твоей квартире, в то время как ты будешь мирно сопеть в своей капсуле входа. Я знал, когда люди с «Мистралями» появятся у дверей твоей квартиры. Чтобы вытащить тебя из Утгарда, я симулировал для Координационного Центра твой инфаркт миокарда и, таким образом, спровоцировал медицинское отключение.
– А еще ты мне папа, мама и Дух Святой, – не удержался Августин. Якут явно не знал меры в своей лжи.
Хотой промолчал. Хотой скрестил руки на груди. Он медленно подошел к двери, открывшейся в молчаливый зал – самодеятельные художники даже не обернулись в его сторону. Тихо скреб по шершавому листу карандаш. Пахло гуашью.
Притихший Томас, а с ним и Августин, следили за действиями Хотоя словно зачарованные.
– Если ты не веришь мне, уходи, – сказал Хотой, и в его голосе не было ничего, кроме несгибаемой воли. Сам якут в этот момент был скорее сгустком психической энергии, чем человеком во плоти.
Августин опустил взгляд на циновку. Он сидит в центре Великой Мандалы. Он жив. Он избег массы опасностей, и ни одна случайность не помешала ему осуществить хитроумный план спасения, которого у него не было и в помине.
