Золотой дождь быстрее мысли миновал бескачественный мир черных рек, преодолел препоны земли неопыленных цветов, безумный домик маленького мальчика без мамы и десятки других, неназываемых безумств.
И каждый раз золотой дождь, повинуясь неведомому и необъяснимому инстинкту, выбирал единственно верный путь.
3
Аваллона больше не было. Ни винноцветного океана шампанского, ни солнца, пародирующего НЛО, ничего.
Золотой дождь почувствовал это, как только его первые капли появились в свинцовых небесах таинственной Зоны Стабильности и, рассекая воздух с оглушительным свистом, понеслись к поверхности безбрежного сине-зеленого океана.
Воды океана были спокойны, словно ртуть, и имели огромную, немыслимую температуру.
Океан был в десятки раз горячее поверхности солнца. Но все же он, в нарушение всех естественных законов природы, не излучал приличествующих температуре инфракрасных волн и не подавал ни малейших признаков кипения. Более того – невидимый сверхъестественный экран защищал поверхность океана от вторжения всех известных типов зрения. Августин ни на секунду не мог заподозрить его всеиспепеляющих свойств.
«Мама!» – мысленно возопил он, когда авангарды его раздробленного аватара врезались в предательские воды и бесследно сгорели, не оставив ни малейшего следа.
Его спасла только молниеносная реакция полицейского, наработанная долгими годами службы.
Все, что осталось от Августина, молниеносно собралось в золотой шар и повисло в нескольких сантиметрах над страшным океаном.
Шар провел несколько минут в неподвижности. Затем его поверхность возмутилась хаотическими на первый взгляд волнами. Через минуту из шара выдвинулись восемь коленчатых отростков – радарные антенны, а также оптические и ультразвуковые сенсоры – и Августин смог видеть все.
Бескрайняя пустота, по сравнению с которой Вселенная казалась всего лишь надувным шариком в руках ребенка. Августин изучал Зону Стабильности во всех частотных диапазонах и везде находил одно и то же – пустоту.
Потом поверхность шара расступилась и из нее показался красный собачий нос. Сознание Августина включилось в работу чутких обонятельных рецепторов сэра Томаса.
Они принюхивались долго. Наконец несколько молекул неопознанного органического соединения были принесены диффузными ветрами с юго-запада.
Разумеется, юго-запад здесь ничем не отличался от северо-востока. Но Августину из всех сторон света больше всех нравился именно юго-запад. И он воспользовался своим правом первооткрывателя давать вещам какие заблагорассудится имена.
4
Пейзаж был торжественным и мрачным, как католическая заупокойная месса.
Августин никак не мог отделаться от ощущения, будто слышит каким-то третьим ухом доносящиеся с небес каскады божественных секвенций, сыгранных немыслимым виртуозом на самом большом в мире органе.
Скалистый уступ нависал над неподвижным океаном. И на нем, на огромной, буквально заоблачной высоте, стоял тяжеловесный замок.
Массивные каменные бастионы, лишенные бойниц, толстые потемневшие от времени стены и одинокая железная башня в центре.
Зная пристрастия таинственных стражей Зоны Стабильности – без предупреждения гвоздить раскаленной плазмой по всему что движется, – Августин, только еще завидев замок, отгородился от внешнего мира Стеной Иллюзий и увеличил скорость до максимальной.
Это был критический режим, пожиравший жизненные кредиты, как огонь пожирает сухую солому. Но другого выхода у Августина не было. Когда тебя не замечают слишком долго, это обычно свидетельствует о том, что ты сам, раззява, не замечаешь чужого наблюдения.
Золотой шар ударился о выступ скалы со скоростью артиллерийского снаряда и разлетелся на тысячи осколков.
Сэр Томас, для которого заботливый Августин смягчил удар силовой подушкой (магия второй ступени), недоуменно вращал головой, стоя на небольшом карнизе, заранее присмотренном его хозяином для десантирования.
Псина быстро оправилась от неожиданности, сориентировалась и, поразмыслив чуток о приличиях, задрала лапу на черную поверхность скалы. Запротоколировать подобным образом свою антипатию к мрачным красотам Зоны Стабильности Томас счел совершенно необходимым.
– Томас-Томас… – укоризненно прошептал над ухом пса знакомый голос хозяина.
Красный пес-убийца глянул на него острым глазком и радостно завилял хвостом. Хорошо быть глупым!
Аватар класса Джирджис может многое даже в пределах Конституции ВР. За ее пределами он уже почти Господь Бог.
Почти.
Потому что еще ближе к Абсолютному Сущему стоит Зу-л-Карнайн.
«Форсаж» Августина, порожденный демоническим гением Хмыря, стоил, пожалуй, тех денег, которые просил за него безвременно усопший. Если закрыть глаза на некоторые щепетильные обстоятельства этического порядка, стоил даже той крови, которая пролилась за него вчера.
Августин мог не только развоплотиться сам. Ему по силам было развоплотить и своего единственного союзника в этом насквозь лживом, предательском мире!
Поэтому когда в темном подземелье, настолько древнем, что в нем перепрела, перегнила и обратилась в сухую пыль даже плесень, появились двое бесплотных духов, этому не удивлялись не первый, ни второй.
Тень Отца Гамлета вела с собой страшного пса, чья малиново-алая шерсть поблескивала во тьме гибельными голубыми огоньками. Не иначе как старый датский король повстречался в аду с собакой Баскервилей и решил вывести ее к свету на погибель всему живому.
5
Хотой захлопнул книгу и расхохотался.
Все, кроме Владимира, сохранили абсолютное спокойствие. Триста пятьдесят семь человек сидели в позе алмазной твердости, взявшись за руки и полуприкрыв глаза. Они безмятежно медитировали, образовав две концентрические окружности.
И только Владимир, чья душа все еще пребывала в золотых оковах сансары, не смог сдержаться. Он открыл глаза и довольно беспардонно уставился на своего нового сэнсэя.
Странным, очень странным человеком был этот Хотой.
Его авторитет среди натуралов был сравним разве что с авторитетом первоапостола в общине неофитов. Его жесты, его речь и походка неуловимым образом отличались от привычных Владимиру и, не будь он чужд патетике, он назвал бы их верхом совершенства. Глаза Хотоя, казалось, в каждое мгновение видели больше, чем весь мир, и в то же время в них не было ничего, кроме абсолютной пустоты творящего духа.
При этом Хотой носил европейский костюм. Он говорил по-русски так, что ему мог бы позавидовать ведущий телешоу «Россия светская».
Хотой читал своей пастве вслух. Читал Музиля и Юнгера, Селина и Мисиму, Петрония и Шекспира. Насчет Шекспира он утверждал, что все буддийские тексты по сравнению с ним – палочка для отскребания дерьма. Правда, тот же Хотой утверждал, что Шекспир – напыщенный английский недоучка, много возомнивший о времени и о себе. И что будь его, Хотоя, воля, уж он бы оттаскал Несравненного Копьеносца за усы, дабы сбить с него сугубо английскую драматургическую спесь.
