– В поместье моих престарелых родственников. После того как… Когда поместья моего отца были конфискованы, мне больше негде было жить, – сэр Роберт снова испугался, что сказал лишнее.
– Государство нуждается в защите, – сказала Мария. – Но вы не должны себя винить за преступления вашего отца и брата. Сэр Стивен сообщил нам, что вы преданны нашему престолу.
– Так оно и есть, ваше величество, уверяю вас! – воскликнул сэр Роберт чересчур громко.
– Тише, милорд, нас слушают, – королева оглянулась на придворных. – Значит, вы жили совсем один, без товарищей и без обычных для вашего возраста развлечений?
– Да, ваше величество.
– Печально. Вы так молоды, – сколько вам лет?
– Скоро будет двадцать.
– Когда мне было двадцать и немножко больше, я тоже была одна, – вздохнула Мария. – После развода с моей матерью король Генрих женился ещё пять раз, и мои мачехи не были добры со мной. Особенно леди Болейн – она терпеть меня не могла.
– Но теперь вы королева, – заметил сэр Роберт, – вокруг вас такое общество.
– Что из того? Моё одиночество не уменьшилось. Всем что-нибудь надо от меня, а истинных друзей как не было, так и нет, – прошептала Мария.
– Ваше величество? – переспросил сэр Роберт.
– У вас есть дама сердца, милорд? – Мария сама удивилась своей смелости: она, обычно скованно чувствующая себя с мужчинами, никогда не задавала подобных вопросов.
– Мадам! – сэр Роберт зарделся, как девица.
Мария улыбнулась.
– Начинается вторая часть пьесы, – сказала она. – Будем смотреть…
* * *
На площадку вышли Артемида и Каллисто. Они уселись на покрытую зелёным бархатом скамью, позади которой стоял шест с вывешенной на нём надписью «Берег ручья в священной роще Артемиды».
Артемида была грустна; вздыхая, она ударяла себя в грудь и издавала громкие стоны. Каллисто заглядывала ей в лицо и покачивала головой. В конце концов, Артемида изрекла:
Зачем была я столь жестока,
Зачем тот юноша погиб?
Зачем по воле злого рока
Он был собаками убит!
Он молод был и был беспечен,
Но разве казни заслужил?
И красотой был отмечен,
Зачем так мало он прожил?
Каллисто принялась утешать её:
Моя великая богиня!
Твоя беда в том – не вина!
Ты дочь Зевеса, и гордыня
Тебе с рожденья суждена.
Не изводи себя укором,
Тебя мы любим и храним,
Внемли ты нашим уговорам,
Оставь печаль свою другим!
Каллисто прилегла на колени Артемиды. Она ласково потрепала её по щеке, а потом, склонившись над нимфой, обняла её.
Среди зрителей раздался лёгкий шум – они посматривали на королеву: всем было известно, что Мария не любит фривольные сцены. Однако королева ничем не выказала недовольства, и представление продолжалось.
Артемида забыла про погубленного Актеона, найдя отраду в компании Каллисто. Протрубил охотничий рожок, Артемида поднялась и сказала:
Пора мне в чащу отправляться,
Мне долг идти туда велит.
С тобою трудно расставаться,
И сердце от тоски болит.
Клянись, что ты не позабудешь
Меня и верности обет.
Ничьей отныне ты не будешь,
Чужой любви ответишь «нет»!
Каллисто поклялась:
Клянусь, что я не позабуду
Тебя и верности обет.
Ничьей отныне я не буду,
Чужой любви отвечу «нет».
Артемида ушла. Как только она скрылась, появился Зевс – его играл всё тот же Джероним, который раньше играл роль Актеона. Публика вновь принялась аплодировать ему; Джероним покрасовался в своём божественном одеянии, картинно застыв на сцене, а затем, как и в первое своё появление, стал беспечно расхаживать по площадке, совершенно не замечая, что в священной роще Артемиды кто-то есть. Потом он опять охнул и закрылся руками, словно ослеплённый, – он увидел нимфу Каллисто. Приблизившись к ней, Зевс начал ухаживания со всяческими ужимками, вызывающими одобрительный смех в публике. Каллисто не поддавалась и ещё раз произнесла:
Клянусь, что я не позабуду
Богине верности обет.
Ничьей отныне я не буду,
Чужой любви отвечу «нет».
Зевс сокрушенно развёл руками, задумался, а затем вдруг стукнул себя по лбу и расхохотался. Он побежал в балаганчик и через минуту вышел уже в платье Артемиды. Подойдя к Каллисто, он обнял её за талию; не заподозрившая подвоха нимфа не отвергла его нежностей. Через некоторое время ударили литавры, и голос за сценой возвестил: «Свершилось!». Зевс тут же исчез, и появилась настоящая Артемида. Каллисто зарыдала; Артемида сразу же поняла, что случилось. Вновь загрохотали литавры, и Артемида вне себя от гнева закричала:
Как смела ты обет нарушить,
Мое доверье обмануть,
Снова ударили литавры. Артемида схватила бархатное покрывало со скамьи и набросила его на Каллисто. Когда покрывало было снято, Каллисто оказалась в медвежьей шкуре. Зрители захлопали в восторге от этого превращения.
Артемида протрубила в охотничий рожок. Из балаганчика выбежали актёры, которые в первой части пьесы играли нимф, а сейчас изображали собак и одеты были соответственно. Они со всех сторон накинулись на медведицу; она жалобно завыла. Момент был драматичный, напряжённый, – но тут запели трубы, и появился Зевс. Он мощной дланью отогнал собак, а после поднял бархатное покрывало и вновь набросил его на Каллисто. Вдруг поднялся дым; когда он рассеялся, Зевс указал на небеса. Зрители повернулись и увидели Большую Медведицу на ночном небе. Артемида на сцене пала на колени; флейта, лютня и трубы исполнили торжественный гимн.
На сцену вышел актёр, который возвещал начало пьесы, и прочитал финальные строки:
Вы посмотрели представленье,
Мы просим строго не судить
Актёров наших исполненье:
Хотели вам мы угодить!
Королева вежливо похлопала, восторгу зрителей не было предела, аплодисменты долго не смолкали; уставшие, но довольные артисты несколько раз выходили на поклон.
После окончания пьесы придворные стали готовиться к возвращению в Лондон. Сэр Роберт Дадли поклонился королеве и собирался уже уйти, но она сказала ему:
– Милорд, вы приятный собеседник. Мы надеемся видеть вас при своём дворе и дальше.
– Не беспокойтесь, ваше величество, – ответил как из-под земли выросший сэр Стивен. – Мы это устроим.
* * *
Каждая из жён короля Генриха внесла свой вклад в обстановку королевского дворца. Королева Екатерина Арагонская любила старый готический стиль, леди Анна Болейн – изящный, в духе античности; леди Джейн Сеймур успела оставить немного вещей, незатейливых и безыскусных; Анна Клевская привнесла немецкую добротность; леди Екатерина Говард прибавила легкомыслия; наконец, леди Екатерина Парр вернулась к английской обстановке, простой и удобной. При недолго правившем юном короле Эдуарде в королевском дворце всё перемешалось: часть мебели, гобеленов, картин, ваз, оружия и разных безделушек была безвозвратно потеряна, остальное стояло в полном беспорядке, – так что рядом с тяжёлым готическим креслом можно было увидеть хрупкий воздушный стул итальянской работы, а возле старинного гобелена с рыцарями и святыми висела современная шпалера с пасторалью и игривыми ангелочками.
