Эгину стало страшно. Правда, раньше ему уже доводилось вступать в единоборство с офицерами Свода. В северном Ре-Таре пришлось выдержать бой с целой плеядой иноземной разведки. Случалось и проникать во вражеские логовища, вспомнить хотя бы усадьбу-крепость Багида Вакка на Медовом Берегу. Но никогда, никогда прежде он не шел в одиночку против укрепленного гнезда Свода, против «Семи Стоп Ледовоокого» и ее непутевого дружка.
Лучшая борьба со страхом – действие. Эгин резко оттолкнулся обеими ногами от ствола дерева и, часто, размашисто загребая воздух-воду, полетел.
Ветер, подобный сильному течению в море, заметно сносил его к западу. На каждые пять шагов, преодоленных им в направлении на хозяйственное крыло замка, приходился один шаг вбок – туда, где не было никаких построек, а только непроглядная темень и колкие ветви старых елей. При этом Эгин заметил, что стоит ему глубоко вздохнуть – и он сразу же начинает набирать высоту, а на выдохе его понемногу тянет вниз.
Шардевкатрановый нагрудник тем временем начал жечься так, будто был намазан изнутри горячей горчицей. И это сквозь многослойные покрова шерсти и рубаху! Эгину просто страшно было себе представить, как бы он перенес это необъяснимое явление, одень он нагрудник на голое тело.
Однако самым неприятным было то, что ветер усиливался, а до гребня стены по-прежнему оставалось не меньше тридцати саженей. Таким образом, Эгин двигался не по направлению к замку, а по плавной кривой, которая в лучшем случае являлась касательной к линии стены, а в худшем должна была безнадежно увести незадачливого воздухоплавателя от цели.
Эгин вздохнул так глубоко, как только мог, и, продолжая грести воздух-воду одной рукой, сорвал с плеча моток линя с предусмотрительно навязанными просторными петлями.
Бросать из положения «лежа на воздухе» было очень неудобно. Эгин исхитрился придать телу наклонное положение, раскрутил длинный конец линя над головой и швырнул свой тройчатый аркан по направлению к стене.
К счастью, на стенах замка имелись зубцы. И, к счастью, Эгин был достаточно предусмотрителен, чтобы навязать несколько петель вместо одной.
Две из них схватили пустоту, но третья все-таки зацепилась за зубец. Ветер, крепчавший с каждым вздохом, не замедлил вернуть почти ничего не весящее под воздействием комбинированной магии тело Эгина в горизонтальное положение.
Столь быстро, сколь это было возможно Эгин выбрал линь полностью и таким вот экзотическим «самотягом» оказался на гребне стены.
– Эй! Э-эй! Слышь, Муг, ты только не смейся, но, сдается, какой-то мужик по воздуху летел.
– И где ж твой мужик?
– А вот на стену где-то тут и опустился.
– То есть мужик – летающий, да?
– Да. Такой вот он. Летающий мужик, Шилолов перец…
Вместо ожидаемых упреков в безумии Эгин не услышал вообще ничего. Разговор караульных внезапно оборвался. Если только оба не померли на месте со страху – во что, увы, поверить было совершенно невозможно – Муг отнесся к этому дикому сообщению о «летающем мужике» куда серьезней, чем это сделал бы книжный противник Эр окс Эрра, «лосося» геройского.
То есть – приложил палец к губам и знаком показал своему напарнику: прокрадемся туда, где на гребень стены присел «летающий мужик», и проверим, а вдруг и правда?
«Похоже, пребывание на Фальме широко распахнуло двери восприятия не только офицеров Свода, но и рядовых алебардистов. Они бы здесь и явление своих покойных бабушек восприняли за должное.»
Караульные приближались – это Эгин обнаружил Взором Аррума, от частого использования которого, между тем, уже раскалывалась голова. А ей, страдалице, требовалась незамедлительно, молниеносно принять верное решение.
«Если я – останусь как есть, с этой Хуммеровой улиткой – то в схватке с ними – неизбежно – буду лишен преимуществ – подлинного Раздавленного Времени – ибо я словно по горло в воде.
Подымется шум – и тогда – конец моему делу – и Лагхе – который бродит сейчас – по замку.
Если я – выдерну музыкальную иглу – я не смогу улететь.
Как же – я – выберусь отсюда?»
Эгин выдернул иглу, одновременно поддерживая улитку, чтобы она не упала на каменные блоки под его ногами.
Хор евнухов заткнулся.
Это было оно – Раздавленное Время во всем своем подлинном великолепии!
Не успели караульные сделать и двух шагов, а Эгин уже полностью смотал линь и перебросил его через плечо.
«Облачный» клинок мягко вышел из ножен.
Эгин преодолел расстояние, отделяющее его от невидимых за изгибом стены стражников, и нанес ровно два глубоких колющих удара между пластинками их доспехов, по одному на брата. Он перехватил отпущенные разжавшимися пальцами алебарды, он подхватил оседающие тела и осторожно пристроил их под стенными зубцами.
Все это заняло одно, три, пять мгновений. Ни Муг, ни его напарник даже не успели понять, что некий ужасающе быстрый, как бросок кобры, и столь же смертоносный чужак отнял их жизни.
Эгин, отставной аррум Опоры Вещей, был опасен.
Опасен настолько, что некогда дал себе обет никогда больше не входить в Раздавленное Время, не обнажать меч, не начинать день ради пролития смертной крови.
И вот снова пришлось. Эти двое стали первыми людьми, которых Эгин убил собственноручно после веселых денечков на Медовом Берегу.
5
Раздавленное Время отторгло Эгина и все движения теперь казались приторможенными, вялыми, будто в его жилах текла не быстрая кровь, а густой воск. Ощущение неуюта усугублялось остывающим шардевкатрановым нагрудником, который вдруг начал угрожающе потрескивать, и потоками пота, устремившимися по груди и спине прямо в штаны.
«Не хватало еще заболеть», – подумал Эгин. Он сразу же поймал себя на несообразности между мыслями о болезни, которая может проявить себя не раньше завтрашнего вечера, и смертью, подстерегающей его прямо здесь, прямо сейчас, на каждом шагу.
Стена замка примыкала к сушильне встык, а дальше хозяйственное крыло само являлось стеной, точнее – целым фортом с высокими узкими бойницами и балкончиками-«ласточкиными гнездами» для размещения чанов с кипящим варом, прилепившимися почти под самой крышей массивной постройки.
Если бы Эгин смог выдержать направление, он подлетел бы прямо к одному из «ласточкиных гнезд». Но ветер удлинил его путь и укоротил жизни варанских алебардистов.
Со стены в хозяйственное крыло можно было проникнуть через окованную железом дверь. Как и положено, она была заперта. Когда Эгин плавно, но сильно потянул ее на себя, она не подалась и на толщину волоса.
Эгин не успел вознести хулу в адрес неблагосклонных духов-покровителей Фальма, как за дверью послышалось приглушенное царапанье. Похоже, кто-то возился с дверными затворами.
Все тело Эгина окаменело и только рука с мечом осторожно отошла назад.
