ГЛАВА 20. О ТОМ, КАК УЛЕТЕЛА КРЫША
«Человеку в его плотской оболочке не дано летать, как птица. Но он может плавать в воздухе, как рыба.»
Милас Геттианикт
1
– То-то и оно, Эгин, что где бы я ни был, в какой бы оболочке не обреталось семя моей души, я остаюсь гнорром Свода Равновесия. И дело здесь не в Уложениях Свода, которые предписывают гнорру именно такой образ мыслей. Просто со временем ты начинаешь понимать, что твои люди – это твои люди. А чужие – всегда чужие. А для Шоши варанцы – просто банда негодяев, выгодная в одних условиях и невыгодная в других.
– В то время как для вас Свод – отнюдь не банда негодяев.
– Вы иронизируете? Это на вас не похоже.
– Сегодня мы истребили не менее трех сотен варанцев…
Эгин перевел дух – очень болела щека. Сплюнул сгусток кровавой слюны. И закончил:
– …Я не могу смириться с тем, что убил три сотни славных граждан. Значит – негодяев.
– Либо вы шутите, либо лицемерны, как зеркало. В действительности, мы спасали наши задницы. Это была самооборона – не более и не менее.
– Все равно мерзко.
– А, как я мог забыть! Вы же два года провели на Медовом Берегу! Без аррумского жетона, без оружия, без печали.
– Я и сам уже забыл.
– Эгин, позволю себе напомнить, что наше учреждение было названо Сводом Равновесия не ради красного словца. И хотя со временем Свод разросся и стал заодно внушительной военной силой, основной принцип сохранился: мы блюдем равновесие в мире Солнца Предвечного. В высшем смысле, если угодно. А первейшая угроза равновесию – сосредоточение критической силы в одних руках.
– Это букварь для рекрута. Салонная философия.
– Тогда покончим с букварем и скажем прямо: если бы меня сегодня убили, миру людей пришел бы конец. Когда мы спасали наши задницы, мы спасали равновесие. Можете считать, что меня обуревает мания величия.
– На то похоже, – Эгин не видел причин для демонстративной вежливости.
– В действительности, в случае моей гибели на Фальме есть только две вероятных ветви развития событий. Ветвь первая: Лараф гибнет, Свод ослабевает безнадежно, Варан полностью поглощается Аютом…
– Ают к этому не стремится, поверьте.
– Аюту не нужно ни к чему стремиться. Поползновения государств не связаны с волей отдельных человеческих существ, это говорю вам я, Отраженный. Но дайте мне закончить. Затем к Аюту присоединятся смеги – это безусловно. И тогда – конец равновесию. А когда заканчивается равновесие, в игру на стороне сильнейшего всегда вступают Многоименные. И – выигрывают! Вторая ветвь развития событий несколько иная. Лараф не гибнет. Вместе со своей черной книгой – а это очень черная книга, уверяю вас – он становится все сильнее. Точнее, если его уподобить мечу, а книгу назвать точильным камнем, Лараф будет становиться все острее. Со временем он разорвет ткань бытия. Лараф и его книга уничтожат гэвенгов Фальма, пусть им и потребуются годы. Эти годы будут похожи на ледяной огонь. На темное время ночи, как говорят гэвенги. А потом на выжженный ледяным огнем Фальм придут те, в чьих руках и книга, и Лараф.
– Кто они?
– Я не знаю. Я знаю лишь, что если вдруг меня убьют – мне не быть больше гнорром. Не быть мне настоящим гнорром и в том случае, если Ларафа разорвут в клочья сергамены Вэль-Виры. Поэтому, поборовшись за мою жизнь, мы должны будем еще и позаботиться о возвращении моего эрхагноррата. Верите ли, Эгин, если бы у меня были три Овель – я бы всех отдал вам, настолько высоко ценю вашу помощь.
– Я верю, мой гнорр.
К сожалению, щека по-прежнему зудела. Всякий раз когда Эгин заговаривал, зуд перерастал в резкую боль. Поэтому он был вынужденно немногословен, хотя разговор с гнорром и доставлял ему определенное удовольствие.
Эгин уже смирился с мыслью, что шрам останется надолго, если не навсегда. О ирония судьбы! Получить самую заметную отметину не от вражеского клинка, не от щупалец шардевкатрана, а от какой-то презренной железки, во время рутинной драки!
– Поэтому мне особенно не нравится вмешательство Вэль-Виры. Во-первых, он неприятный тип. Здесь я полностью разделяю мнение Зверды и Шоши. Во-вторых, если только сказанное бароном правда, и если к нему на подмогу пришли настоящие сергамены, ему будет легче легкого нарушить клятву…
Со слов Зверды Эгин знал, что переговоры с Вэль-Вирой закончились в пользу союза между баронами Маш-Магарт и Гинсавер против варанцев. Они поклялись предать забвению все взаимные претензии, вместе отбить замок Гинсавер и вернуть его законному владельцу, то есть Вэль-Вире.
При этом барон-сергамена и бароны Маш-Магарт присягнули Лагхе, что постараются сдержать свои войска и не истреблять варанцев, а удовольствоваться их бегством из замка. А Лагха с Эгином пообещали таковое бегство гарантировать.
– …И отвести душу, – продолжал Лагха. – Как отводят душу люди меча вы, Эгин, знаете. И тогда мое тело скорее всего погибнет.
– Вэль-Вира – нелюдь меча, – поправил Эгин.
– Да будь он хоть эверонотом! Главное, что его родовое гнездо жестоко разорено нашими соотечественниками. Хорошо хоть Зверда указала Вэль-Вире на то, что я, Лагха Коалара, всегда был против этой отвратительной авантюры. Если только баронесса не врет.
– Баронесса – честная женщина. Честный гэвенг, точнее.
– Баронесса – квинтэссенция порока.
Этот разговор велся на варанском языке, чтобы не понимали проводники. Последний привал, который они сделали под боком матерого валуна, надежно защищающего от сырого восточного ветра, подходил к концу. Впереди их ожидала встреча с Гинсавером, набитым сонными соотечественниками, огнетворительным зельем и непознанными кознями, которые – кто знает? – уготовлены им «Семью Стопами Ледовоокого».
Эгин и Лагха находились на одной из так называемых «заветных» троп, по которой они передвигались в сопровождении четырех отменных следопытов из Маш-Магарта. Тропы как таковой, собственно, не было. Но следопыты знали все деревья, овражки, всхолмья, поляны, ручейки, болотца, валуны и кочки этого леса буквально наперечет.
Изломанная, замысловатая последовательность деревьев, пней и валунов, отстоящих друг от друга на двадцать-пятьдесят шагов, и составляла «заветную» тропу. Такими тропами был оплетен весь Фальм, они позволяли перемещаться из пункта в пункт скрытно, избегая обычных проезжих дорог.
Следопыты и пластуны всех баронов Фальмских знали «заветные» тропы, это знание и было их службой, честью, жизнью. Потому что в случае большого вторжения – а харренская угроза висела над полуостровом постоянно – именно «заветные» тропы должны были сделать баронское возмездие неуловимым и беспощадным, а неприятельские тылы – проницаемыми и беззащитными.
И если на варанских гонцов между Белой Омелой и Гинсавером не было еще совершено ни одного нападения, если тракт пока оставался свободен от волчьих ям и засек, так за это армия должна была благодарить сторожевые плеяды офицеров Свода, которых пластуны Вэль-Виры пока еще побаивались, как и всего неведомого. Уж больно ловко заморские гости справились с замком хозяина!
