Матросы закатывали на «Дыхание Запада» бочки с вином и маслом. Портовые бродяжки, нанятые на один день, заносили на палубу мешки с гречневой мукой и горохом.
Сам Цервель, наплевав на капитанскую спесь, собственноручно таскал связки копченого сала и угрей, гремя по дощатому трапу коваными каблуками сапог. Связки источали такие соблазнительные ароматы, что бродяжки сглатывали слюну и останавливались, чтобы понюхать воздух. По всему было видно, что отплытие совсем скоро.
– Все верно, отплываем сегодня вечером, – сдержанно ответил Цервель Эгину.
– А куда? Я имею в виду ваш порт назначения.
– А вот это – тайна, – вежливо, но непреклонно ответил Цервель, поворачиваясь к Эгину спиной, от него несло как из коптильни в рабочий полдень.
– Послушайте, – начал Эгин переходя на полушепот. – Мне нужно на Фальм. Я готов заплатить хорошие деньги.
– На Фальм? – Цервель изобразил удивление. – Вот уж не советую так не советую! Нравы там не для просвещенных господ. Грязно. Вдобавок, тиф. Гнилостные испарения народ так и косят… Так что если найдется безумец, который…
– Милостивый гиазир Цервель, мне действительно очень нужно побывать на Фальме, – не отступал Эгин. От него не укрылась искорка неподдельного удивления, которая сверкнула в глазах капитана, когда он услышал из уст Эгина свое имя. «Неужто доигрался?» – словно бы говорили губы Цервеля, которые то нервно сжимались, то кривились в букву «о». – И барон Вэль-Вира, к которому я направляюсь, будет очень недоволен, если я не прибуду в срок.
– Что-то я не слышал, чтобы барон Вэль-Вира кого-то ожидал, – с сомнением сказал Цервель. – Впрочем, что мне до этого. Я все равно направляюсь сейчас на юг…
– Но в вашей каюте, между тем, готов поручиться, можно найти еще влажный флаг с семиконечными звездами! – Эгин старался казаться доброжелательным, но это еще больше насторожило Цервеля.
«Наверное, не нужно было говорить про каюту и про флаг», – подумал Эгин.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду флаг. И больше ничего.
– Да… флаг… фальмский флаг… Да! Я бывал там дважды. И чтобы… знаете ведь, всякое бывает! Но это вовсе не значит, что я…
– Это совершенно ничего не значит, – с энтузиазмом подтвердил Эгин, который понял, что допустил оплошность, слишком быстро взяв в оборот подозрительного капитана. – Тогда сделайте одолжение – не могли бы вы по пути на юг, в ваш загадочный пункт назначения, высадить меня в Яге?
– В Яге? Но это нам не по пути!
– Пятьдесят авров. Плачу золотом.
С минуту Цервель сохранял молчание – видимо, алчность и осторожность в очередной раз сцепились в его душе за право принимать решения.
– Будь по вашему. Так уж и быть, зайду в этот проклятый Яг один разок. Ради вас, милостивый гиазир… м-м… гиазир…
– …гиазир Эгин.
2
Первые два дня на судне Цервеля Эгин просто проспал. Качка была оглушающей. Еда – сродни помоям. Видимо, копченые окорока и угрей Цервель приберег для своего стола.
Рядом с кроватью Эгина стояла жаровня со свежими углями, но и это не помогало – холод и сырость, казалось, поселились внутри его костей.
По сравнению с этим плаванием, путешествие на «Гордости Тамаев» казалось ему теперь просто развлекательной прогулкой. И хотя жил он в роскошной, прекрасно меблированной каюте с коврами, умывальником и бумажными цветами в прикрученных к полу вазах, он чувствовал себя покинутым и больным.
Была еще одна причина, по которой Эгин предпочитал сон под тремя одеялами всем прочим занятиям. Ему не хотелось отпирать Белый Цветок. Вернее, у него не было на это душевных сил.
Он не разговаривал с Лагхой от самого Тардера, когда он только собирался на площадь Мясников. Давно пора было бы сообщить гнорру свежие новости, рассказать ему о необычайной встрече с карликом-аптекарем. Более того, не сообщить ему об этом было порядочным свинством – в итоге ведь Эгин принял решение ехать на Фальм, не посовещавшись.
Но в том-то и была загвоздка. Эгин чувствовал: Лагха и Фальм – это два слова, которые не хотят мирно стоять рядом. Ему вспомнились давние туманные намеки Лагхи относительно Зверды, тоже фальмской баронессы. И исполненные обиды слова Овель, которая говорила о фальмских баронах на повышенных тонах, да еще в выражениях, не делающих чести воспитанной девице из рода Тамаев…
Почему-то Эгин был уверен, что Лагха откажется от того, чтобы плыть за Адагаром в замок Гинсавер, хотя логика, вроде бы, свидетельствовала в пользу того, что поступать следует именно так. И он решил сказать «да» быстрее, чем Лагха получит возможность возопить «нет!»
Лишь на третий день Эгин отважился отпереть Белый Цветок.
– По вашему лицу вижу – вы не в духе, – заметил гнорр, похожий на игрушечного солдатика. Такие фигурки лучников и алебардистов отливали в Варане из меди и олова на потребу капризным сынкам столичной знати, охочим до настольных «войнушек».
– Да нет, все в порядке. Просто хандра – сказывается врожденная угрюмость, – попробовал отшутиться Эгин.
– И качка, – добавил гнорр. – Не иначе, как мы на судне?
Эгин кивнул.
– Куда же мы направляемся?
– Мы плывем в Яг. А оттуда поедем в замок Гинсавер. Странник сказал мне, что именно там следует искать Адагара. Он-то и сделает тело глиняного человека.
– Неужели? Мы едем навестить барона Вэль-Виру? – гнорр изобразил некое подобие улыбки.
– Сам Вэль-Вира нам не нужен. Просто Адагар нынче подвизается у него при дворе.
– Это мило, – сказал Лагха и замолчал.
Эгину вдруг показалось, что в фигуре крошки-гнорра появилась какая-то необычная неуверенность, какая-то сутулость, если не согбенность. Ничего подобного Эгин раньше за дерзким до умопомрачения гнорром не замечал.
– Это мило, – машинально повторил Лагха.
– Что же в этом «милого»? – не выдержал Эгин.
Он уже был согласен обсудить этот невеселый вопрос с Лагхой, лишь бы хоть как-то изничтожить то подавленное состояние неопределенности, в которое он незаметно для себя впал, когда узнал от карлика-аптекаря, где искать Адагара.
– «Милым» я называю все, что заставляет меня чувствовать себя пылинкой, горстью праха, плотным облаком из уязвляющих воспоминаний. Когда вы, Эгин, упомянули Фальм, я почувствовал себя ничем. Воздухом. Травой. Это состояние не лишено своей приятности, как иногда приятно терпеть сильную боль.
– Странное это занятие – терпеть боль и получать удовольствие. Ну да ладно. Почему все же упоминание о бароне Вэль-Вире заставляет вас, мой гнорр, чувствовать себя ничем, горстью праха?
– Видите ли Эгин, я привык контролировать все и манипулировать всем, с чем только прихожу в соприкосновение. Я умудряюсь манипулировать даже вами, будучи при этом всецело в вашей власти. Я стал призраком, но все-таки не утратил привычки чувствовать себя магом, могущественным магом. Так уж получилось, что видеть себя сильным и чуть ли не безупречным стало для меня обычным делом. Так вот: когда я слышу «Фальм», я понимаю, что есть люди и места, которые одним своим существованием отменяют все – и мои манипуляции, и мое магическое могущество, и мою дутую безупречность. Перечеркивают всего меня одним взмахом меча.
