Barima ehh yen ko ooh!
Barima yen ko ooh!
Yen ko East Africa, Barima
Besin, na yen ko!
Храбрецы и воины, идем!
Храбрецы и воины, идем!
Идем в Восточную Африку и Бирму,
Идем скорей!
Кофи Генфи описывает процесс вербовки в Ашанти, где окружной комиссар капитан Синклер получил задание набрать определенную квоту людей. Синклер, со своей стороны, распределил доли от этой квоты по племенам и вождям: «У Синклера был список, он знал, сколько человек будет от каждой деревни. Он садился в грузовик и ехал за ними»21. В Бэтхерсте (Гамбия) в 1943 г. применялись более жесткие меры: схватили четыреста «мальчиков с угла» (чернокожих гаврошей) и зачислили их в солдаты по приказу английского губернатора. Четверть из них сбежала во время подготовки. В Аккре тоже один человек вспоминал, как его схватили на улице солдаты, когда он был в гостях у брата. В Сьерра-Леоне в армию отправляли тех, кого удавалось поймать на незаконной добыче алмазов; предлагалась эта альтернатива и осужденным по уголовным делам вместо тюремного заключения.
И все же многие африканцы шли в армию добровольно, точнее, потому, что нуждались в работе и деньгах. Хотя все, конечно же, объявляли себя совершеннолетними, кое-кому было существенно меньше восемнадцати лет. Мало кто понимал, что такое война, а когда их начали отправлять за море, дезертирство сделалось массовым явлением. Солдаты Ньясаленда из Королевских африканских стрелков, отправляясь в Бирму, пели песенку под названием «Sole» – так звучало в их произношении английское sorry, которому они придавали помимо обычного значения «жаль» и другой смысл: «беда».
Sole, sole, sole.
Мы не знаем, куда отправляемся
Мы отправляемся прочь,
Sole, sole, sole,
Может быть, в Кению,
Как жаль покидать дом.
Это война. Время бед.
Sole, sole, sole22.
Некоторые африканцы выражали бесхитростный патриотизм. «Наш начальник [колониальная власть] был в беде, – объяснял служивший в Бирме сьерра-леонец. – Когда начальник в беде или глава семейства в беде, все должны ему помогать. Если бы мы не пошли против японцев, мы бы теперь все говорили по-японски»23. По службе чернокожие продвигались крайне редко, одним из замечательных исключений стал двадцатидвухлетний Сет Энтони с Золотого берега, который до войны успел стать учителем и солдатом территориальных войск. Его отправили в Англию учиться в Сандхерсте, он служил в Бирме и войну закончил майором. Один из его подчиненных признавался, что все хотели служить под началом Энтони, у которого «было сильное джу-джу»24. Но Энтони – величайшая редкость в английской армии (правда, ВВС произвели в офицеры пятьдесят солдат из Западной Африки). Убеждение в превосходстве белой расы сказывалось (если не откровенно, то подспудно) во всех аспектах политики. Например, когда две роты Королевских африканских стрелков вышли в апреле 1941 г. на окраину Аддис-Абебы, их остановил приказ штаба армии: сочли уместным, чтобы триумфальный вход в столицу Абиссинии возглавило подразделение белых южноафриканцев, и обиженным чернокожим пришлось уступить им дорогу.
Дисциплинарных проблем и взаимного недовольства в британских имперских войсках было предостаточно. В декабре 1943 г. Мадагаскарский полк, возмущенный дурным руководством и жестоким обращением белых офицеров, устроил сидячую забастовку в лагере на родном острове. В итоге 500 человек отдали под суд и двух приговорили к смертной казни, но потом наказание смягчили. Еще 24 солдата получили тюремные сроки от семи до четырнадцати лет, а полк был расформирован25. В полку Золотого берега был очень высокий уровень дезертирства: в 1943 г. 15 % личного состава исчезли, причем 42 % беглецов приходилось на Ашанти.
Чернокожие африканцы, отправленные за море, обижались и на маленькое жалованье, и на условия жизни – и то и другое у белых солдат было заметно лучше. В южноафриканских подразделениях «цветные», то есть мулаты, получали половину того, что платили белым, а чернокожие – две трети от жалованья «цветных» на том основании, что им содержание семьи на привычном уровне обходится дешевле. Как и Штаты, Южная Африка вплоть до 1944 г. не доверяла чернокожим оружие, но использовала их в качестве трудовой силы, и лишь ради рекламы на плакатах, зазывающих добровольцев, изображались чернокожие солдаты с копьями и ассагаями. Все равно желающих не набиралось: люди понимали, что традиции расовой дискриминации в армии проявятся еще с большей силой. Даже в осажденном Тобруке в столовой для южноафриканцев не обслуживали негров.
В Индии функционировали отдельные бордели для чернокожих, служивших в британской армии26 (правда, некий католический офицер настоял, чтобы предназначенное его полку заведение прикрыли, но это по религиозным соображениям). В 1942 г. взбунтовалась 25-я Восточноафриканская бригада. Генерал Уильям Платт рапортовал: «Многочисленные инциденты почти во всех сомалийских подразделениях, отказ повиноваться приказам, сидячие забастовки, дезертирство с оружием, ненадежность в качестве охраны, воровство и потворство воровству, периодическое бросание камнями и угроза холодным оружием». В Индии в 1944 г. произошли столкновения между чернокожими солдатами и населением поблизости от лагеря отдыха Ранчи: шесть индийцев погибло, нескольких женщин изнасиловали.
Британцы утешались мыслью, что все эти неприятности в сравнение не идут с полномасштабным восстанием чернокожих французских стрелков в лагере Тиарой под Дакаром и волнениями в батальонах бельгийской жандармерии в Конго. Но командование было фраппировано поведением некоторых колониальных частей на поле боя, в том числе батальона Королевских африканских стрелков, который обратился в бегство, едва соприкоснувшись в Бирме с противником, и двух батальонов 11-й Восточноафриканской дивизии, которые в той же Бирме отказались форсировать реку Чиндуин, заявив: «Мы готовы выполнять приказы, но дальше не пойдем». Бригадир Дж. Кри докладывал, что, учитывая дурное обращение с чернокожими солдатами, «нам еще повезло, если все так и сведется к нескольким вспышкам, а не перерастет во всеобщее восстание»27.
Все такого рода инциденты и комментарии к ним следует рассматривать в более широком контексте: сотни тысяч африканских солдат исполняли свой долг в качестве трудовой или действующей армии, в том числе под огнем, вполне отважно и достаточно эффективно. Однако преувеличивать их вклад в общее дело нет смысла. Цели союзников были им чужды, большинство воспринимало себя как наемников и по привычке повиновалось белым господам. Родезийский офицер описывал похороны погибших африканцев в каменистой, неподатливой земле Сомали:
«Бедный капрал Атанг, суть твоего характера – самоотречение и скромность. Как бы ты огорчился, узнав, что твоя могила доставила столько хлопот и помешала усталым людям отдохнуть. Его осторожно опускают в могилу. Откинуто окровавленное одеяло… И, наконец, Аманду, муссельман [так!], который умер, сжимая свою любимую винтовку. Старший сержант роты D и группа единоверцев провожают его. Двое спустилось в могилу, им передают тело с носилок, они медленно опускают его на дно… Звучным высоким голосом главный плакальщик заводит старинный арабский стих – заупокойную молитву»28.
