– Что значит «погуляю»? – раздраженно буркнул Авелир, пользуясь тем, что горцы их не понимают и не могут оценить степень хамства, которую раб допускает по отношению к своему хозяину.
– Я ведь был здесь уже один раз. И я не я буду, если первым делом не загляну в покои милостивого гиазира Багида Вакка. И, к тому же, если, не приведи Шилол, возникнет какая-то опасность, я смогу постоять за себя, а вот горцы – нет. Ты должен их оберегать. Или ты не брат им, не сын Большой Пчелы?
– Жу-жу, – ухмыльнулся Авелир устами Куха.
x 6 x
Прежде чем распахнуть дверь ногой и вернуться в уродливый серый дом, где располагался, как помнил Эгин, парадный кабинет Багида Вакка, он еще раз скользнул по окнам, окошкам, щелям и бойницам Взором Аррума. Нет, вроде бы действительно ничего. Весь дом от фундамента до плоской крыши выглядел совершенно заброшенным. Бросай на него хоть Взоры Аррума, хоть взоры свинопаса.
На ознакомление с бумагами и вещами Серого Холма судьба отпустила Эгину не так уж много времени, а потому ни о какой обстоятельности, которую культивирует в своих офицерах и которой так гордится Свод Равновесия, он от себя не ждал. Вдобавок, то, с чем предстоит ознакомляться, еще предстояло найти.
– Я ненадолго! – крикнул Эгин Авелиру, вместе с горцами заспешившему в противоположный конец широкого и на удивление плотно загаженного конским навозом двора.
x 7 x
Полусумрак. Винтовая лестница уходит вверх. Эгин осторожно поднимается по ступеням.
Зарешеченное окошко между первым и вторым этажами. На подоконнике капли крови. Старые капли старой крови. Из окошка отлично виден двор. Эгин замер и прислушался. Тихо. «Облачный» клинок спокоен.
Третий этаж. Здесь? Пол вымощен большими греовердовыми плитами, стыки между которыми чуть-чуть позеленели. «Нет, не здесь, – заключил Эгин. – Здесь господин Багид Вакк принимал полезные во всех отношениях ванны для своих увечных ног.»
Еще одно зарешеченное окошко между третьим и четвертым этажами башни. Эгин остановился возле него, чтобы осмотреться, отдышаться и, конечно, прислушаться. И посмотреть во двор. Что там поделывает Авелир? Э, да он ловкими пальцами Куха растирает комок серой глины, добытый в куче близ коновязи. Кажется, ему что-то не нравится. Горцы с умными рожами шарят по углам. Авелир командует, дает им указания и продолжает свое исследование. Морщится. Что-то смущает его. Интересно что. Ну да скоро выяснится.
Но в тот момент, когда Эгин уже был готов двинуться дальше, на четвертый этаж, во дворе что-то произошло. Авелир судорожно взмахнул руками и скорчился. Мгновение спустя он упал на колени. Эгин стремительно прильнул носом к мутноватой слюде окошка. Две стрелы торчали в теле Куха, заключающем душу Авелира. Авелир был тяжело ранен. Одна стрела попала в плечо, другая, кажется, в живот. Две. Их выпустил кто-то, кто так же, как и Эгин, находился в Серой Башне. В этом не могло быть сомнений. Но где две, там и третья. Первая – в плечо. Вторая – в живот. Третья… А третья, по всем правилам, – в голову!
Но Эгин не успел окончить свои рассуждения, ибо по сути дела не успел их начать. Ибо в тот момент, когда вторая стрела вонзилась Авелиру в живот, он осознал, что будет самым отъявленным мудаком, самой записной, самой бездарной скотиной, самым ничтожным аррумом за всю историю Свода и самым никудышным, самым неблагодарным и тупорылым учеником, если не предотвратит третьей, последней стрелы. Одну – в плечо. Другую – в живот. Третью, для пущей верности – в голову. Так учили в Своде Равновесия.
Эгин вспомнил все, чему научил его Авелир, когда посвящал его в тайны времени. Все до малозначительных тонкостей. Каждую интонацию. Каждое замечание, каждую деталь.
Воспоминания отняли у него что-то около тысячной доли мгновения.
Ветер вечности сорвал с его губ заклинание, расплющивающее, калечащее, разрывающее крепкотканную и неисчерпаемо изменчивую ткань времени. И с быстротой, какая не снилась ни палевым ласкам, ни черным хорькам, Эгин побежал, почти полетел вверх по ступеням винтовой лестницы к комнатам четвертого этажа, откуда были выпущены стрелы. «Успеть!» – стучало в висках Эгина и каждая малая малость его тела согласно вибрировала в такт его воле.
И еще одно мгновение спустя Раздавленное Время милостиво приняло Эгина в свое неласковое лоно.
x 8 x
Аффисидах, Правое Крыло Желтого Дракона, знал, что, имей он возможность обратиться альбатросом и взмыть вверх, к жарким полуденным небесам – и его глазам открылась бы странная, не виданная еще под Солнцем Предвечным картина. Флот Северо-Восточной провинции в самом сердце моря Савват. Двадцать железных черепах на поводу у сорока медных многоножек. Шилолова свора, неторопливо ползущая по направлению к западному горлу Наирнского пролива. То-то схватятся за голову надменные аютские бабы!
Но Аффисидах не мог обратиться альбатросом – так далеко его искусства не простирались. Он мог лишь стоять на железном мостике флагманской «черепахи» и, глядя за корму, на хищные носы трехпалубных галер и тупые рыла ведомых «черепах», созерцать приближающийся крылатый корабль ослепительной белизны. Вот он, долгожданный почтовый альбатрос из Багряного Порта.
Потом Аффисидах в сопровождении преданного Адорна поспешил на корму, где хлопала крыльями, устраиваясь поудобнее, трехлоктевая птица с медным футляром на груди.
Адорн – все-таки он, а не Аффисидах, был назначен номинальным главнокомандующим тернаунского флота Северо-Восточной провинции – вскрыл футляр. Пустой лист и на нем, в самом центре, единственный знак – желтый дракон. Личная печать Ихши.
Если бы альбатрос принес просто чистый лист бумаги, это означало бы, что флоту следует поворачивать обратно. Но печать Желтого Дракона свидетельствовала о другом. Лагха Коалара заглотил наживку, предложенную южанами, и цвет Свода Равновесия вкупе с морской пехотой покинул Новый Ордос. Единственный возможный пункт их назначения – Медовый Берег. Поэтому тернаунский флот действительно войдет в Наирнский пролив. Тернаунский флот дождется появления кораблей Свода и уничтожит их. А потом грютская конница и «бронзовоногие», ворвавшись в лишенный спасительного купола Свода Равновесия Варан, положит конец существованию этого задиристого княжества.
– Получилось, почтенный! – торжествующе просипел Адорн, потрясая бумагой перед носом Аффисидаха. После памятного угощения финиками Адорн сохранил-таки жизнь, но утратил три четверти своего командирского голоса.
Но Аффисидах не слышал его. Невидимая и неслышная, не чувствуемая никем, кроме его брата-близнеца и его самого, первая стрела вошла ему в плечо. А вторая – в живот. Третья, разумеется, войдет в голову.
– В каюту меня, быстро! – захрипел Аффисидах, корчась на раскаленных жарким солнцем железных листах палубного настила. – Немедленно! И чтобы ни одна свинья… до утра…
Он чувствовал, что сможет сохранять обличье Аффисидаха совсем недолго. Еще несколько коротких колоколов.
