— Тогда нам с Белло, пожалуй, пора ехать домой, — сказал я.
— Да, домой! — подтвердил Белло.
— Ты уже уходишь? — расстроился господин Мельхиор. — А я не прочь ещё поработать в лаборатории с таким ассистентом, как ты. Поэкспериментируем?
— Мне надо домой, — объяснил я. — Во-первых, папа наверняка ужасно волнуется. А во-вторых, не хочу больше прогуливать школу. И так уже сколько пропустил…
— Да, тогда, наверное, пора идти, Макс, — сказал он. И на этот раз даже вспомнил, как меня зовут.
Он прошёл вместе со мной в квартиру дочери, а Белло бежал за нами.
— Майке! — крикнул господин Мельхиор прямо из коридора.
— Да, папа? — отозвалась она и вышла из кухни. — Как хорошо, что ты зашёл! Да ещё и с Максом. Ой, а собака у вас стала нормального цвета. Ей так очень идёт, не то что жёлтый.
— Да, пёс стал значительно более нормальным, не считая неких подробностей, — сказал господин Мельхиор. — Максу с собакой, к сожалению, пора домой. Сделаешь им в дорогу бутербродов?
— С печёнкой, пожалуйста, — попросил Белло.
От испуга она вскрикнула. А потом показала на Белло:
— Это сам пёс! Вы тоже слышали? Он… разговаривает.
— Да, он разговаривает, — согласился господин Мельхиор, как будто это было в порядке вещей. — ‘Всё это мы наблюдали и даже зафиксировали в письменном виде! — и он показал записки на рукаве халата. — Языковая деятельность! Результат моих экспериментов.
— Это так и останется? — спросила она. — Я имею в виду, собака научилась говорить навсегда или речь потом пропадёт, как жёлтый цвет?
Хороший вопрос. Точно! Мы же чуть не забыли!
— Господин Мельхиор, мне нужно забрать у вас весь синий сок, который ещё остался, перелить из большой миски, — сказал я. — Нам понадобится запас — на случай, если ослабнет действие.
— Правильно! Хорошо, что мы не забыли, — ответил он, вернулся в лабораторию, перелил напиток в бутылочку, заткнул пробкой и вручил мне.
В гостиной я открыл чемодан, который так и стоял у двери, упаковал бутылку, а потом и бутерброды, которые приготовила госпожа Майке, и попрощался с ней:
— До свидания. И спасибо за всё!
— Так быстро ты от меня не отделаешься, — сказала она, — провожу тебя немного.
Они с Мельхиором проводили меня до калитки.
— Может, твой отец сможет раздобыть мандрагору, раз он аптекарь, — предложил господин Мельхиор. — Тогда захвати её и приезжай. Приезжайте вместе с Белло, повидаемся и заодно начнём четвёртый эксперимент. Что скажешь?
— Может, на каникулах. Не хочу всё время школу прогуливать.
— И не нужно, я тебе не советую, — сказала госпожа Майке. — Твоему папе, бедняге, и так придётся писать в школу объяснительные записки.
— Ну тогда до следующих каникул! — и господин Мельхиор долго жал мне руку. — До свидания.
— До свидания, — очень вежливо сказал Белло и учтиво кивнул.
— До свидания, — повторил и я.
А потом подхватил чемодан, и мы с Белло отправились на вокзал.
Как мы возвращались
Утром, уходя из гостиницы, Белло вёл себя вполне по-человечески: по пути к господину Мельхиору он шёл рядом, как раньше ходил господин Белло, а если горел красный свет, то не бегал туда-сюда, а смирно стоял на светофоре.
Но теперь он вспомнил свою собачью природу и вёл себя как в самом начале, когда только появился у нас, а поводка мы ещё не купили. То забегал вперёд, то отставал, обнюхивал фонарные столбы и задирал ногу на всех углах. Оказалось, что он идеально владеет двумя языками — и собачьим, и человеческим. Потому что стоило мне как-то крикнуть: «Белло, ко мне!», как он тут же примчался, огляделся по сторонам, не слышит ли кто, и ответил вполголоса:
— Белло хочет только немножко побегать. Собаки любят побегать.
Но как только на другой стороне улицы залаяла овчарка, Белло ответил ей нормальным заливистым громким лаем.
По краю большой площади мы проходили мимо будки с жареными сосисками. Проходили, да так и не прошли. Белло просто не мог оторваться от будки-вагончика, он встал на задние лапы, положил передние на прилавок и жадно уставился на сосиски, которые жарились на решётке.
— Сейчас же убери свою шавку! — раскричался дядька за прилавком.
— Белло, слезай! — скомандовал я.
Он послушался — правда, неохотно.
— Где это ты раздобыл такую моську? — не унимался дядька. — Ну и видок — одно ухо длиннее, другое короче!
Белло счёл, что это уж чересчур. Забыв, что ему нельзя разговаривать на людях, он набросился на продавца:
— А у тебя видок, как у гадкой кошшшки! — Наверное, он считал, что хуже «кошки» ругательств не бывает. — У тебя нос как помидор! У тебя ноги воняют, так что у Белло в носу свербит! И Белло не собирается есть твои чёрные сосиски! Они и так уже подгорели!
— Ты что себе позволяешь?! — завопил в ответ продавец. — Сейчас выйду, узнаешь у меня!
Он и правда чуть не выбежал из вагончика, но налетел на жену — она, наверное, мыла посуду позади будки, потому что сейчас входила с горой тарелок.
— Что это тут происходит? — спросила она, опуская тарелки на стол.
— Он меня оскорбил! — воскликнул её муж, показывая на улицу, где стояли мы с Белло. — Сказал, у меня нос как помидор!
— Ну с цветом он угадал, — сказала жена и усмехнулась, — и мы оба знаем, отчего он такой. А с твоей стороны, — она обратилась ко мне, — просто наглость так разговаривать со взрослыми! Извинился бы!
— Да не мальчик! Собака обзывалась, эта шавка наглая! — вопил муж.
— Это тебе собака сказала, что у тебя нос как помидор? — переспросила жена.
— Ну да. Ни стыда ни совести! — пыхтел дядька и всё не Мог успокоиться. — Прямо хочется выйти и дать ей хорошего пинка под зад.
Женщина снова обратилась ко мне:
— Похоже, это мне надо извиняться. Пожалуйста, забери собаку, отойди и не обращай внимания на то, что болтает мой муж.
Уходя, я слышал, как она говорила:
— Ты же обещал мне не пить до вечера!
Мы с Белло перешли площадь и пошли по тихому переулку. Я огляделся: мы были одни, кругом никого. Кажется, никто не подслушивал.
— Слушай, что я скажу! — обратился я к Белло. — И вообще, постой спокойно, хватит бегать туда-сюда и обнюхивать все углы! А может, взять тебя на поводок, как раньше? Ведь наверняка не захочешь.
Белло сел и внимательно посмотрел на меня.
