Митя резко отстранился. Нет. Нет, нет и нет. Ничего не будет. Он так решил. Он, что, забыл, что она неземная и прекрасная и ни один мужчина не должен ее касаться? Ведь он весь вечер об этом думал…
– Ты что? – Она опять прижалась к нему, попыталась его поцеловать.
– Ничего. Пошли, завтра рано улетаем.
Митя взял ее за руку, потом обнял за плечи, крепко, чтобы она не обиделась, чтобы ей даже в голову не пришло обижаться. Как он объяснит ей… Какие найти слова, чтобы она поняла?
– Ты был на концерте?
– Был.
– Почему ушел?
– Ты… Ты слишком хорошо пела.
– Ты издеваешься? – Эля постаралась заглянуть ему в глаза.
– Нет, правда. Ты… была как будто… не знаю, как сказать. Неземная.
– Мить, не придумывай. Я, кстати, ужасно голодная, а ты?
– Голодная? Ты не ела на фуршете?
– Нет, не лезло. – Эля подумала, не рассказать ли ему о Никите и о его настойчивых предложениях, но не стала рисковать. Взовьется, убежит… Да и вообще как-то неловко о таком рассказывать, как будто нарочно вызывать ревность.
– У меня остались деньги, что-нибудь купим, пошли!
Это так приятно, черт побери, – сейчас он ее накормит, это гораздо приятнее глупых мыслей о том, что он самец, глупых мечтаний о тысяче поклонниц… Это вранье, выдумки, бред. Вот оно – настоящее. Милая, нежная, невероятно красивая Эля, которая идет с ним за руку, то и дело касаясь его боком, он чувствует, что ей приятно касаться его, она специально прислоняется, она поднимается на цыпочки, чтобы поцеловать его, чтобы провести рукой по волосам… Какие поклонницы, какие другие девушки, женщины, «бабы», как говорит батя… Батя… Митя встряхнул головой – нет, лучше не думать. Это все будет завтра. А сегодня у него… Любовь? Это любовь? Ну, а что еще… Сказать ей? Об этом ведь говорят, кажется… Митя взглянул на девушку. Вдруг она засмеется? Уйдет, всем расскажет… Всем – кому? Никите – да и пусть расскажет. И в школе… Пусть расскажет, ему не стыдно.
– Я люблю тебя, – сказал Митя совсем негромко, но Эля расслышала.
Она замерла, крепко сжала его руку, остановилась, прислонилась к нему всем телом, потянулась, чтобы поцеловать. Он дал себе слово, да. Он его уже не сдержал. И сейчас сдержать было невозможно. Невозможно.
Кажется, она что-то шептала, что-то неразличимое, но очень хорошее, кажется, хотела его остановить. Кажется, она говорила ему о любви, что-то спрашивала, о чем-то просила…
– Мить… – Девочка чуть отстранилась от него, взяла лицо обеими руками. – Пойдем, пожалуйста.
Митя перевел дух. Посмотрел ей в глаза. Права – она. Ведь он сам думал о том, что нужно будет остановиться. Что не надо, сегодня не надо… Или надо… Он запутался, ему было и хорошо, и очень плохо, конечно, ему плохо, плохо, потому что невозможно себя останавливать, когда горит и взрывается тело, и вместе с душой, и отдельно от нее, когда он может по-другому сказать ей о любви, он знает, что может, но она боится, или не хочет, нет, конечно, боится… И он даже не может сказать ей: «Не бойся», -потому что не может с собой совладать, потому что ему уже не хорошо, ему плохо, очень плохо… Митя встряхнул Элю, прижал к себе, оттолкнул, снова прижал, смял ее волосы, отбросил их, опять крепко прижал ее к себе, так, что слышал быстрое биение ее сердца.
– Пошли, – бросил он.
Это он так решил. Да, это он решил. Еще днем. И будет так, как он решил. Вообще-то сначала он решил к ней прийти ночью, потом решил никогда не приходить, потом, вот сейчас, полчаса назад, или час… или сколько времени прошло, пока он, дрожа и мучаясь – от наслаждения, от страха, от нерешительности, от первых прекрасных ощущений – никогда он еще так смело не целовал ее и никого не целовал, – все думал – вот сейчас, вот сейчас, да, сейчас… Но так и не решился прикоснуться к ней, как хотел. Не решился или передумал? Передумал. Потому что… Митя снял свою куртку и надел на дрожащую Элю, крепко ее обнял.
– Мы завтра прилетим и вечером встретимся, ладно? – спросил он.
– Хорошо, – улыбнулась Эля. – Хорошо, да. Конечно.
– А послезавтра поедем в тот лагерь, да? Помнишь, я тебе говорил?
– Хорошо, поедем.
– Давай сделаем снимок, у тебя же берет ночную съемку, красивый ракурс будет. Вставай сюда…
Они сфотографировались вместе, Митя встал так, чтобы в кадр попала огромная раскидистая лапа сосны, растущей по кромке дюн.
– Хороший кадр, поставишь Вконтакте?
– Конечно.
– То есть ты всем скажешь, что ты… – Митя как-то не решился выговорить.
– Что я… – Эля вопросительно посмотрела на него и тоже замялась.
Не говорит! Нет, не говорит. Он сказал, два раза уже сегодня сказал, а она – нет. Может быть, потому что он остановился, может быть, она ждала… Или наоборот, потому что не уверена в себе и испугалась его натиска… Он сам от себя не ожидал… Митя от досады несколько раз шумно выдохнул. Нет, не говорит. Замолчала, идет, поглядывает. Ладно. Разберемся. Ведь это только начало. Ведь у него впереди еще ночь… И она согласилась поехать с ним. И вообще, впереди целое лето…
На улице у гостиницы было веселье. Кто-то отъезжал на автобусе на ночной рейс. Группа танцоров фотографировалась в обнимку с организаторами, несколько преподавателей, как следует наугощавшись на фуршете, громко пересказывали друг другу откровения членов жюри и их впечатления от участников, которыми те делились на вечеринке.
– Толстый-то этот, из Коряжмы… голос, конечно, есть, но держаться не умеет, и прическа, ну провинция, одним словом, а итальянец говорит: «Бэне! Бэне!» Чего там у него «бэне», не понимаю.
– Ты что, по-итальянски понимаешь?
– Я? Да у меня в Гнесинке итальянский был, все партии по-итальянски пела…
– Сама пела?
– Сама пела!.. Я в Мариинке работала…
– Не гони…
Эля, слыша разговоры педагогов, пихнула Митю в бок:
– А меня еще родители ругают за такие слова…
– Тебя не за что ругать… – шепнул ей Митя и, увидев вдалеке Никиту, обнял девушку за шею.
Никита заметил сначала Элю – вокруг было много народу, пошел было к ней, но, увидев ее в обнимку с Митей, притормозил. Потом широко улыбнулся и все-таки подошел.
– Эля, как мы договорились – до завтра, да? – нагло спросил он, делая вид, что не видит, что Митя обнимает девушку, не видит, что Эля – теперь Митина девушка.
– Ты ч? – Митя изо всех сил попытался толкнуть Никиту свободной рукой.
– Успокойся, парень! Нервы у тебя ни к черту! – с улыбочкой ответил Никита и подмигнул Эле. – У тебя есть целая ночь, чтобы решать. Сладких снов!
– Разберемся! – рявкнул Митя.
Вот оно, начинается. Такая теперь будет у него жизнь. Но ничего, он и к такому готов. Если она рядом – все хорошо, даже подраться с Никитой можно. Он отпустил Элину руку, догнал Никиту и изо всех сил пнул его в спину.
