Чуть было не сказал «красивая». Нет, вот этого говорить не нужно. Батя сто раз ему говорил – ни одного комплимента, ни одного восторженного взгляда или слова. Митя никогда не ставит «лайки» под ее фотографиями, никогда не говорит ничего хорошего о ее внешности. Почему так надо, он не задумывался. Отец знает, что говорит. Он женщин знает, жизнь знает. Неискренне получается, конечно, но не быть же искренним с той, которая тебе так нравится! Ведь если она поймет это, она начнет вить из него веревки – это тоже объяснил ему отец, раз объяснил, два объяснил, три объяснил…
Митя отлично это усвоил. Хочешь себя потерять – будь искренним, отдайся женщине с потрохами. Хочешь чего-то добиться – иди по жизни один, гордый, независимый, всеми любимый, всем нужный, недоступный…
– Ладно, все, начинаем, хватит болтать! – резко сказал он.
– Нет, не ладно. И это не пустая болтовня. Послушай меня, пожалуйста. Тебе не нужно играть тихо и печально, понимаешь? У тебя должна душа рваться. Это очень эмоциональная тема, страстная песня.
– Мне батя так сказал играть… – объяснил Митя, не глядя на Элю.
– Он играет на виолончели? – удивилась Эля. – Ты не говорил.
– Нет. Не играет.
– А на чем он играет?
– Ни на чем. Просто он… необыкновенный человек, понимаешь? Все может, все понимает, все видит. Мой отец – особый человек, огромная личность, глыба, мощь. Он всё знает про всё.
– Так разве бывает?
– Бывает. Ты, если с ним поближе познакомишься, поймешь сама.
– Но, Митя… Мне мешает, когда ты так тихонько играешь, я это не так слышу…
Митя посмотрел на Элю. Какая же она красивая. Вся такая тонкая, высокая, грациозная, сидит так красиво, колени – словно слеплены Микеланджело, тонкая талия, высокая грудь… Он отвел глаза… Об этом лучше не думать, мешает сосредоточиться, крайне мешает, подчиняет, растворяет. А он – не должен растворяться в этой красоте! Иначе от него самого ничего не останется!
– Встань, пожалуйста, чуть подальше, – попросил Митя.
– А что? – Элька растерянно отступила на шаг.
– Мешаешь, громко поёшь, я себя не слышу, – холодно ответил Митя. – Отойди от меня. Совсем отойди, в другой угол комнаты.
Вот так. Он – сможет. Он – не поддастся на искушение. Он сможет честно посмотреть в глаза отцу и выдержать его взгляд сегодня вечером. Он не разнюнится и не понесется по этому горячему, волнующему, искрящемуся руслу, его не захлестнет, не перевернет, он не задохнется… Нет!!!
– Мить, ты не устал? – Эля села на низкий диванчик и отпила воды.
– Вставай, некогда рассиживаться. – Митя упрямо стал играть вступление.
– Я больше не могу петь. У меня голос устал.
– А я играю каждый день по четыре часа. В воскресенье – по шесть. Все каникулы буду играть по семь. Иначе не станешь большим музыкантом.
Эля с некоторым сомнением посмотрела на Митю. Как-то это звучит… Как заученное правило.
– Ты точно хочешь стать музыкантом?
– В смысле? – Митя непонимающе посмотрел на Элю. – Ты сомневаешься, что у меня получится? А ты разве не хочешь быть певицей?
– Нет, конечно. Это совершенно нереальная профессия. Очень шаткая.
– Ты хочешь уверенности? Как у твоих родителей?
– Например, как у них. Папа тоже был певцом, потом занялся делом.
– Как ты это говоришь! – воскликнул Митя, мгновенно покраснев. – Делом! А музыка – не дело?
– Дело, – вздохнула Эля. – Давай отдохнем, пойдем в сад, я устала, правда, голос не выдерживает таких нагрузок. Рукам твоим тоже вредно, кстати. Нужно отдыхать.
Эля увидела в окно, что открываются ворота и въезжает родительская машина.
– О, вот, кстати, и родаки… Что-то рановато они. Наверно, на тебя посмотреть примчались. Отпускать меня с тобой в Латвию или не отпускать.
– Меня вот батя отпустил. – Митя поднял на Элю глаза. – Сказал, мне полезно будет.
– А сам как – хочешь ехать?
Митя пожал плечами и отвернулся, Эля не увидела выражения его глаз. Как понять, нравится она ему или нет? Если нравится, то он это никак не проявляет. Иногда она ловит его быстрый взгляд, иногда что-то проскальзывает в ночных письмах, точнее коротких вопросах-ответах, которыми они обмениваются.
«Спишь? – Нет. – И я – нет. Завтра рано в школу. – И мне. – Не видела тебя сегодня в школе. – Разминулись. – У меня новая песня, пою в субботу, придешь? – Нет. – Почему? – Занят. – Жаль…»
Иногда эти разговоры бывают веселее, иногда еще короче.
«Спокойной ночи. – Доброй ночи. Подожди. – Что? – Ничего. Я спать. – А что ты хотел сказать? – Ничего. Потом скажу. Важное скажу, но не сейчас».
Потом, перечитывая ночные разговоры, Эля удивлялась, где же это проскользнуло – ведь тогда, ночью, она точно чувствовала – что-то такое было, что-то, от чего начало стучать сердце, от чего радостно было засыпать и просыпаться завтра утром, ожидая чего-то очень хорошего от встречи с Митей… Но ничего такого в словах, оказывается, и не было! Как же, где это проскользнуло? В невидимом эфире, в тайных нитях, соединяющих людей, заставляющих их в одно и то же время писать друг другу. Открываешь контакт, и мгновенно вспыхивает его значок – взяли телефон одновременно, одновременно подумали друг о друге…
– Я домой… – Митя стал убирать виолончель в футляр. – Скажешь мне, где остановка.
– Да ты что! Ни в коем случае! Будем обедать.
– Нет, я не буду. Я есть не хочу. Мне домой надо. Меня ждут.
Эля видела, что Митя отчего-то растерялся. И даже рассердился.
– Ты боишься встретиться с моими родителями?
– Нет. – Митя постарался как можно независимее пожать плечами. – Отчего бы это? Ничего я вообще не боюсь. Просто не хочу. Порепетировали и – всё. Я уезжаю.
– Хорошо, – сдалась Эля. – Как хочешь. Но только с родителями все равно придется поздороваться.
– А другого выхода нет? Только главный?
Эля внимательно посмотрела на Митю, чтобы убедиться, что он не шутит.
– Ведь в таких домах, как у вас, всегда есть какой-то черный ход. Для прислуги… – Митя осекся, как будто сказал что-то неприличное.
– Да, у нас есть прислуга, – спокойно пожала плечами Эля. – Потому что дом огромный, с ним не справишься. И мама работает семь дней в неделю. И действительно есть еще одни ворота, точнее, дверь. Вот ты даешь!
– Почему твоя мать работает семь дней в неделю? – спросил Митя.
– В смысле? Как почему? Потому что это их дело, они этим живут.
– Я купил вчера ваш хлеб. Вкусный. Бате принес. Ему тоже понравился.
Митя не стал говорить, что дальше сказал отец по поводу занятия Элиных родителей, что ему это совсем не понравилось.
