Но, кстати, он бы не хотел быть таким самостоятельным. Ему нравится то, как у него есть сейчас. Он знает, что дома его ждет человек, который понимает все, все может объяснить, все непонятное расставить по своим местам. Ну, конечно, то, о чем Митя решится отцу рассказать. Вот о Тосе он, наверно, не расскажет. И о том, как несколько дней назад он шел из музыкалки с Элей и неожиданно потерял ощущение времени, растворившись в ее взгляде… О том, как каждую ночь после этого ждал, когда затихнут все звуки в родительской комнате, и только тогда писал Эле, уверенный, что неожиданно не откроется дверь, не войдет отец и не отберет телефон… И не прочитает его взволнованные, без начала и конца сообщения…
– Привет, Мить! – помахала ему рукой Эля, спустившись на этаж с одноклассниками. И улыбнулась, широко, светло, как обычно.
Ее подружка, которая шла с ней под ручку, тоже помахала Мите.
Интересно, он ей нравится? Она так внимательно посмотрела на Митю. Какая забавная девочка, одевается чудно – кофта длинная, ниже юбки, на шее – замшевый ободок с блестящей бляшкой… Ноги не очень, но улыбка такая загадочная… Надо расспросить про нее Элю. Так смотрит на него, как будто увидела что-то необыкновенное. Да, все-таки нравится он женщинам. И это весьма приятно. Но не самое главное в жизни.
Митя кивнул Эле и обернулся к своим ребятам:
– Подождите меня, я на минутку к Марине!
– Минуткой вряд ли обойдется! – непонятно ухмыльнулся Деряев.
– Я за материалами для мамы… – спокойно начал объяснять Митя.
– Другим будешь эту дичь втирать! – хохотнул Артюхин.
– Но мы тебя ждем на улице, Мить, – сказала Тося, по-прежнему держась за Деряева.
Митя поймал недоуменный Элин взгляд и побыстрее отвернулся. Ну что она хочет! Он очень занят! У него физика, у него компания, естественно, друзья важнее, чем одна-единственная девушка, даже если она ему и нравится… Ему Тося тоже нравится. И она, кстати, идет сейчас себе с компанией и совсем не настаивает на том, чтобы быть вместе с Митей. А Эля, кажется, обиделась. Не на что обижаться! Он ей ничего не обещал. Мало ли что покажется ночью, тем более когда лежишь под одеялом, с телефоном, видишь крохотную иконку с ее фотографией, она улыбается так светло, так хорошо, только ему, читаешь строчки ее милых сообщений, понятных только ему, она, конечно, не такая смелая, как Тося, и симпатию выражает не так откровенно, но понятно же, что он ей нравится, понятно же из ее нежных недоговоренностей, что больше всего ей бы хотелось сейчас быть с ним, провести пальчиками по его щеке, и не только по щеке…
Ну и что! Сейчас он занят. Митя физически чувствовал взгляд Эли, когда шел по коридору в кабинет Марины Тимофеевны. Пусть смотрит. Ничего особенного. Ну не улыбнулся, ну отвернулся, ну не поздоровался! Что делать из этого событие! Он – занят. И точка. Пусть ползет за ним. Так батя сказал, а батя понимает про жизнь и про женщин ВСЁ. Митя обернулся-таки. Не поползла? Сама виновата.
Он увидел, как Дуда взял Элину сумку, взвалил на плечо вместе со своей и, подпрыгивая, пошел рядом с ней. Крайне неприятный мальчик. Просто сволочь. Какое он имеет право брать сумку его девушки?.. То есть… Митя – совершенно свободный человек, но Эля ведь ему вчера писала что-то такое… Конечно, это можно понять как угодно… И ее нежный взгляд… У нее от природы такой взгляд… Она на всех так смотрит, на весь мир… У нее глаза так устроены… Черт!
Митя резко развернулся, побежал за ними. Зачем он бежит? Он остановился у лестницы, увидел, как Эля со смехом сняла Дудину руку с талии, как, красный и расстроенный, за ними плелся-таки голубоглазый Костик, ковыряясь в своих разноцветных брекетах… Тут, как назло, Элина подружка Таня, только что смотревшая на Митю с явной симпатией, обернулась, показала ему язык и неприличный жест… А девочка с медными волосами, Соня, кажется, еще и махнула так небрежно ручкой, мол «иди-иди, парень!». Наверно, Эля всем дала прочесть его глупые сообщения…
Митя в два прыжка обогнал Элину компанию, толкнул Костика, нарочно посмотрел на Элю с ядовитой усмешкой, ничего не сказал и свободный, самостоятельный, высоко подняв голову, широко раскидывая ноги, как отец, спустился первым на этаж. Вот так! Пусть знает, что ему – все равно! Она именно такая, как говорил отец. «Пусть другие носят за ней мантию!» Ведь это батины слова, а он не поверил! Батя все правильно говорит, и никуда он с ней не поедет! Или… Или поедет, но покажет ей там, за границей, что она ему совсем не нужна! Ему вообще никто не нужен! Его ждут звездная слава и лучшие концертные площадки Европы.
Обессиленный от противоречивых мыслей и эмоций, Митя пробежал по второму этажу, взбежал по другой лестнице и, взмыленный, ворвался в кабинет Марины.
– Ты что, зайчик? От кого бежал? – Марина сразу подошла к двери, плотно ее прикрыла. – Садись, радость моя. Вот тебе конфеты с коньячком, кофе будешь? Или чай? У меня разный чай есть… Дети все несут, несут…
– Лучше воды! Холодной! – проговорил, задыхаясь, Митя.
Что-то сейчас произошло не то, а что, он еще не понял. Кому рассказать? Некому. Может быть, Деряеву, он – лучший друг, с некоторых пор Мите стало так казаться. То, что он обнимает Тосю, – это ерунда, это по-братски, по-пацански, они же с Сеней иногда ходят в обнимку, как братья… Сене тоже можно рассказать, но он в женщинах ничего не понимает. Может, Марине рассказать? Конечно, она в него влюблена… Но она взрослая, замужем, все поймет…
– Что, шалун, набегался? – Марина поставила ему чашку и ненароком задела его грудью.
Он уже к этому привык. Это поначалу он замирал, краснел, а сейчас уже сам ждет этой теплой волны, которая разливается по всему телу, когда Марина, словно сама не замечая, окутывает его своей мягкой, белой, огромной, открытой до самой ложбинки грудью. Обычно видно родинки между двух больших грудей, плотно лежащих рядом, а сейчас было видно и ниже, Маринина блузка совсем опустилась. Митя бы раньше отстранился от неловкости, а сейчас, наоборот, взгляда не отвел и даже чуть сам прижался к ней плечом. Коленки при этом подрагивали, но… это от быстрого бега, наверно. Он – не растеряется. Он – самец.
– О… – негромко засмеялась Марина. – Мальчик мой… Тебе сколько сахару? Попробуй все-таки мой чай…
Митя посмотрел на кусочки сахара в круглой желтой сахарнице. Коричневые, белые кусочки, квадратные, неровные, прозрачные, шероховатые… Нет, нельзя. У него договор с отцом.
– Я – без сахара, – твердо сказал он.
– Что это вдруг?
Митя улыбнулся.
– Не хочу.
– Зубки у тебя у самого как сахарные, белые-белые… – проворковала Марина. – Так и хочется их попробовать… Ну-ка, покажи, этот зуб у тебя как-то вырос. – Она бросила быстрый взгляд на дверь, легко провела пальцем по Митиным губам, коснулась зуба, чуть неровно выпирающего из ряда верхних зубов. – Клычок… А губы какие у тебя… Нецелованные, да, Мить? И не целуйся! Девочки все очень плохие, им все равно с кем целоваться.
