– Все наши погибли?
– Почти все были убиты на месте во время обстрела. Еще троих уничтожила я при помощи шаровиков и лучевого пистолета, – без колебаний призналась Ресту-Влайя. – Ты не обижаешься на мои слова?
Я, как и большинство профессиональных военных, к подобным вещам не чуток. Тем более, что меня интересовали сейчас обстоятельства не морального, а практического свойства.
– Нет. Итак, погибли все? Кроме меня?
– Мне трудно ответить на твой вопрос. Когда я уносила тебя в лес, все ваши лежали без движения. Скафандры на них были прожжены или разорваны осколками.
– Ты не заметила ничего странного?
– Какого рода странное я должна была заметить?
– Кто-нибудь из наших солдат горел? С ног до головы? То есть... было такое впечатление, что он окисляется с бурным выделением тепловой энергии?
– Я знаю, что такое горение. Но свободное горение в этой атмосфере затруднено, – наставительно сказала Ресту-Влайя.
– Вот именно! Никто не горел так, будто со стороны специально нагнетали кислород?
Я пытался выяснить, не была ли Ресту-Влайя свидетельницей катализации активанта.
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Мне важно знать, как умерли мои люди, – обтекаемо ответил я.
– А потом ты будешь плакать? – поинтересовалась Ресту-Влайя. Похоже, она расценила мое подозрительное любопытство как проявление чувствительности.
– Может быть.
«Неужели я ошибся насчет активанта? Может, я видел всего лишь неизвестное нам ручное животное тойлангов?»
– Твоя еда готова. Что будешь делать первым: есть или плакать?
Я не сдержал улыбки.
– Пожалуй, сперва поем.
Поглощать пищу пришлось не самым изящным образом. Я откидывал забрало и быстро запихивал себе в рот шоколадку, галету или большой кусок бастурмы. После чего немедленно восстанавливал герметизацию и ожесточенно жевал, поражаясь, как все-таки громко у меня хрустит за ушами.
Это повторно вернуло меня к воспоминаниям о детстве. Архиполезные рисовые хлопья в поглощал именно так: набив рот до отказа, на несколько минут впадал в жевательные медитации. Что, разумеется, моими родителями не поощрялось. А бабушка попустительствовала: Искандерчик не торгуется по поводу каждой ложки – и на том спасибо.
Ресту-Влайя тоже питалась. Нахимичив в синтезаторе длинных фиолетовых палочек, она грызла их, как кролик: быстро-быстро щелкала челюстями, проталкивая палочки в пасть экономными, точными движениями.
– Хорошо, что меня родственники сейчас не видят, – заметила она.
– Почему?
– Неприлично есть на виду у соревнителя владения пространством.
– Можешь утешиться тем, что я тоже сейчас выгляжу очень глупо по меркам моей цивилизации.
– А в чем твоя глупость?
– Мы редко едим по три куска шоколада за один присест.
– Шо-ко-лад – это? – Ресту-Влайя указала на бастурму.
– Нет. Шоколад я уже весь съел.
– Понятно... Да где же шаровики?! – неожиданно вспылила она. – Я же их вызвала давным-давно!
– Да оставь ты их... – начал я, когда...
...Когда из-за массивного дерева, шагах в десяти за спиной Ресту-Влайи, бесшумно вышел... сказать точнее вытек размытый человеческий силуэт. На его груди висело ожерелье.
Ожерелье из шаровых молний.
Активант.
Струи дождя чурались активанта, старательно огибая его голову и плечи, будто над ним был раскрыт невидимый конический зонт. В тот же миг я обнаружил, что самая крупная молния, похожая на замороженную модель воздушного термоядерного взрыва, выпала из ожерелья в подставленную активантом ладонь.
В верхней части бесформенного лица активанта раскрылись две лохматые воронки с хищными красными звездочками на дне. Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Предатель! – выкрикнул он.
Удивительно, но я тут же узнал его. Это был Адам Байонс, сержант активантов. Один из трех, с которыми мы попали в засаду. Выходит, все-таки не я один выжил.
В этом крике было все. Байонс узнал меня. Байонс слышал как мы мирно болтаем с Ресту-Влайей словно старые знакомые. Байонс отказывался признавать во мне своего начальника, полковника Эффендишаха.
Зная Байонса, было легко понять, что первым делом он выстрелит. Вторым делом тоже выстрелит. И еще добавит.
А потом уже будет разбираться, что делать с трупом тойланга и обожженным, едва живым полковником. А может – и неживым.
Дилемма, которая мучила меня с той самой секунды, когда я заметил преследователя, разрешилась сама собой.
А Ресту-Влайя ее и вовсе не решала. Еще даже не успев обернуться, она выхватила лучемет и выстрелила на звук. Мое сознание успело зафиксировать, что она попала прямо в центр иноматериального тела Байонса, но это, как и следовало ожидать, не причинило активанту видимого ущерба.
– Падай! – заорал я и, вложив в бросок все силы, врезался в Ресту-Влайю.
Получился классический захват за ноги с броском – как в футболе Америки. Была когда-то такая игра, была такая страна.
Мы оба повалились на землю.
Над нами прожужжала шаровая молния, накачанная энергией активанта. Ударившись о дерево, она взорвалась.
Мой взгляд упал на боевой топор Ресту-Влайи. Заветное кольцо-катализатор было совсем близко ко мне. Стоило только протянуть руку!
Но железко топора, увенчанное кольцом, выскользнуло прямо из-под моих пальцев.
Ресту-Влайя проворно завладела топором. С яростным криком она отшвырнула меня и сама откатилась в сторону.
Вторая молния взорвалась там, где нас уже не было, превратив синтезатор в горелое барахло.
Я вскочил на ноги и с ужасом обнаружил, что Байонс уже совсем близко. Ресту-Влайя, перебросив сектор мощности на максимум, выстрелила в него с расстояния двух шагов.
Если бы не поляризованное стекло моего забрала, я бы, наверное, ослеп. Как вспышку пережила Ресту-Влайя – не могу вообразить. За спиной Байонса несколько деревьев превратились в шипящие уголья, облако пара – по-прежнему лупил ливень! – почти полностью скрыло фигуру активанта.
Он был уверен в своем абсолютном превосходстве.
Он не выстрелил в воительницу струей раскаленного воздуха под давлением в тысячу атмосфер. Он не убил ее шаровой молнией. А ведь это было в тот момент так легко!
Байонс промедлил пару секунд. Ошарашенная Ресту-Влайя, которая просто не догадывалась, с каким демоном имеет дело, покосилась на меня. В ее взгляде читался немой вопрос: «Кто это?»
– Байонс, не надо убивать ее. Я приказываю...
