Как и на любой другой планете.
— И цветы! Обязательно цветы! — со знанием дела объявил Котов. — Останови тут.
— Дай мне свой коммуникатор, — сказал Мастер Войны.
— Волшебное стекло, — поправил Тайтингиль.
— Айфон!
Котик ушел за цветами, а Мастер Войны набрал чей-то номер с вынутой из рукава бумажки, оставив Тайтингиля слушать про то, что «запахло весной и метелям отбой» (витязь морщился от хрипловатого голоса и скупого гитарного боя, столь отличного от музыки его родины, и интуитивно с первого раза нашел, как сделать потише).
— Тай… Тайтингиль, — мявкнуло снаружи. — Открой.
Витязь потянул за ручку и увидел необъятных размеров букет роз умопомрачительного кремового оттенка. У букета были Котиковы ноги во флуоресцентных кроссовках.
— О, так много…
— Ты очень виноват, — сказал букет. — Очень.
И полез на необъятный задний диван машины.
— Куда теперь?
— Туда. — Мастер Войны ткнул когтем в сторону витрины, на которой был изображен палец счастливой невесты, оснащенный гигантским бриллиантом.
Там витязь Нолдорина, оправивший при входе свой парчовый жилет, провел совсем немного времени и вышел с не такой уж большой коробочкой. Однако весь персонал бутичка выбежал следом и согнулся в японских поклонах, с пониманием в очах провожая «гелендваген» сияющими взорами.
— Премудрая дева сказала, что женщины рады милым забавным существам, — проговорил эльф, возвратившись на пассажирское сиденье. — Где у вас можно поймать звереныша?
— Вот! Зоомагазин! Останови!
— Зоо… — выдохнул инопланетянин, но послушался.
Пространство верещало, свистело и чирикало. В тесно поставленных клетках шныряли мыши, галдели птицы и неутомимо тусовались шиншиллы в гламурных шубках. Мастер Войны сразу прилип к стеклу огромного панорамного морского аквариума, где жил роскошный фиолетово-прозрачный осьминог.
— Вся печаль галактики в этих глазах, — констатировал он, постукивая в стеклышко дулом пистолета. Осьминог подобрался ближе и нервно переменил цвет. — Возьми, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Он в полной мере отразит твою вину.
Котов вздохнул. И сразу навострился: Тайтингиль, покачав головой осьминогу, подошел к небольшому вольеру со щенками всех возможных пород. Наклонился с высоты своего великолепного роста; волосы посыпались вниз золотой волной, он заложил прядь за остроконечное ухо.
Снизу вверх влажными темными глазами на него смотрел упитанный ком черного пуха.
— Этот, — сказал витязь. — Оруженосец, расплатись.
Ирма ровно дышала под мерный скрип беговой дорожки.
Нет, значит. Нет, нет.
Она нормально воспринимала отсутствие любви в своей жизни. «Любовь придумали русские, чтобы не платить девушкам». Любовь — ненужный сантимент. Хороший секс важнее. Отношения. Связи. Но теперь она… и все выходило так глупо, так глупо!
Эльф. Огромная рыжая остроухая дылда.
Светящаяся в темноте.
Настоящая сказка. О которой она мечтала всю жизнь, тщательно скрывая мечты за привычным цинизмом деловой женщины.
Она и вправду была настоящая. Он — настоящий. Его кровь, его боль, его плоть.
Его слова о том, что — нет. Он не любит, как нужно. Как нужно ему.
Женщина зло и долго надавила пальцем на кнопку, ускоряя движение упругой полосы под ногами.
И зазвонил дверной звонок, будто отзываясь на это движение.
— Алина! Алина, открой!
Пустота молчала, и Ирма, чертыхаясь, пошла сама.
Глянула в глазок, и…
— Ирма… — выговорил Тайтингиль.
И ароматное кремовое великолепие обрушилось ей в руки.
— Ирма…
На вспотевшую шею легло шикарное бриллиантовое ожерелье, раза в четыре превосходящее ее собственное — то, от «Де Бирс».
— Ирма…
И черное меховое создание деловито прокосолапило в прихожую. Понюхало и с умильным видом сделало литровую лужу на дорогом тисовом паркете.
— Ирма…
— Вася?!
Вася мандражил у лифта, комкая в руках кепарик. На Васе был привычный синий адидасовский костюм с лампасами и ортопедический воротник на шее. Вася бегал глазами и был неправдоподобно робок.
Подле него стоял господин Мастер Войны.
— Ирма… Матушка, благодетельница! — залепетал бывший Ирмин узурпатор, постреливая на алую шелковую фигуру шальным взором. — Пацаны говорили ж, с волосатым каким-то живешь… чё, на… А я не вкурил сразу, ну. Лох. Ты прости меня, дурака. Все чики-пуки! Ирма… зуб дам. Пацаны, заносите!
Четверо молодых людей соответствующего вида поволокли из лифта нечто двухметровой высоты, обернутое слоями дутого пластика и убранное в дощатую рамку.
Ирма беспомощно выдохнула:
— Что… это?
— Ваза, — коротко ответил инопланетный воитель.
И Вася поспешил объяснить, заикаясь, что ваза китайская, дореволюционная, антикварная — самая дорогущая ваза в Москве. Для нее. Для матушки. Благодетельницы.
— Вы-ы… — простонала Ирма, схватившись за щеки. — Вы-ы…
Она стояла в окружении мужчин, из которых человеком был только один, и тот Вася. Стояла растерянная, запыхавшаяся после пробежки, потная. С огромным букетом в руках, в бриллиантах, и черный оптимистически настроенный ком шерсти, уже сейчас в холке ростом ей под коленочку, терся о ноги и вилял хвостом.
— Вы-ы-ы…
Слов не было.
— Ирма, можно я возьму утюг? — робко спросил Котов.
— Кто? — спросил голос из-за двери.
Мастер Войны молча достал пистолет.
— Не нужно, — сказал Тайтингиль. — Мы пришли с миром.
— Ты — да. А я хочу свою корабль. И мстить.
Пальцы эльфа легли на сокрытое в ткани запястье.
— Нет.
Котов наклонился к замочной скважине массивной двери.
— Мы от Ники, — сообщил он. — Мы — с утюгом.
Дверь открылась, обнаружился мужчина средних лет, в камуфляже. Он посторонился, и за ним оказалась полка, на которой в изобилии стояли подряд электрочайники, валенки, сковороды, кастрюли, ведра и прочий пестрейший скарб.
— Вот же девка беспокойная, — сказал открывший, забирая утюг и помещая к прочему имуществу. — Ты что, тоже кадрил ее?
Котов запыхтел что-то непонятное, вдруг рассердившись. Мастер Войны злорадно пропустил по узким губам змеиную ухмылку. Тайтингиль тем временем шагнул вперед, изучая помещение. В просторном зале с кирпичными стенами, уставленном этюдниками и мольбертами с работами разной степени законченности, царило оживление. Тут в углу были стопкой сложены ортопедические матрацы, здесь на электроплитке в сковороде шкворчало что-то пряно-душистое и бурлил закопченный чайник. Разные, очень разные люди, мужчины и женщины, жили тут своей, не ведомой никому иному жизнью.
