Сталин посмотрел на всех, взял свой блокнот, карандаш, ещё что-то со стола и подошёл к стулу, на котором сидел Косыгин.
– Теперь это моё место, а твоё место вон там! – и он показал на меня.
Я встал и объявил перерыв. Подошел к Сталину и спросил его:
– Зачем?
Он стоял, чуть наклонив голову, и делал медленную затяжку.
– Врэмя пришло, Андрэй. Поверь, я знаю, что говорю.
Через десять дней его не стало.
Я стоял в тяжёлом маршальском мундире, без фуражки, на самом солнцепёке, на трибуне Мавзолея, на котором появилась надпись: «Ленин. Сталин». Я уже произнёс речь «Памяти Сталина», а теперь смотрел на людские волны, склоненные красные знамёна с траурными лентами. Майское солнце невыносимо жгло. Укрыться было невозможно. Я вышел из тени Сталина на самый солнцепёк, и теперь вся эта огромная страна, раскинувшаяся от Атлантики до Тихого океана, смотрела на меня. Я физически ощущал это внимание, это давление. Я, хотя и самый молодой в правительстве и Политбюро, но десять лет был первым заместителем Сталина. Но тем не менее – заместителем. Решения принимались не полностью самостоятельно. Теперь вся ответственность лежит на мне. Да, есть круг людей, с которыми я могу посоветоваться, подготовить решение, но права на ошибку у меня нет. Сначала ушёл Сергей, теперь Сталин. Мысли настолько захватили меня, что я вздрогнул, когда почувствовал, что кто-то осторожно трогает меня за рукав. Лаврентий.
– Всё! Очнись, Андрей Дмитрич! – он протягивал мне мою фуражку. – На тебе лица нет! Помочь?
– Спасибо! Сам пойду.
Но в машине Александр сунул мне под нос ватку с нашатырём, предварительно протерев ею виски.
Собрались на ближней даче всем ЦК, Василий, Яков и Светлана. Но спустя два часа Лаврентий незаметно уведомил всех членов Политбюро, чтобы они выезжали на дальнюю дачу, оставив остальных здесь.
Первое заседание без Сталина мы провели в большой столовой. Она прослушивалась, и всё шло на запись. Предстояло разобраться с тем, кого включать новым членом в Политбюро. Вопрос был серьёзным. Мы с Лаврентием ехали в одной машине, и он рассказал, что последнее время Сталин не доверял Сабурову. Но прямых доказательств, которые требовал с Лаврентия Сталин, на Сабурова не было. Но шла утечка информации к Микояну, а от него в IV Интернационал.
– Крот у нас в Политбюро, Андрей. Но пока я не знаю, на каком уровне он сидит. Может быть, это Сабуров, а может быть, кто-то из технического персонала. Плюс странную активность проявляет Власик. Я дал команду усилить твою охрану. В результате обнаружено скрытое наблюдение за «дальней дачей». На одном из деревьев найдено снайперское гнездо. Выставлена засада.
– Откуда сведения?
– Из так называемого «международного еврейского антифашистского комитета». У него есть филиал, который работает у меня под колпаком.
– Опять сионисты?
– Да, Андрей! Ты у них проходишь как главный фашист. Выше Сталина почитают!
– Нормально! За что такие почести?
– Не знаю! Значит, заслужил! Помнишь, как тебе секретаря заменили?
– Надежду? Я ж её на место вернул!
– Вот за это и не любят!
– Что? Они и в особом отделе?
– Нет, сейчас в особом отделе их нет, но попытки туда проникнуть идут постоянно.
– Давай вернёмся к кроту. Павел в курсе?
– Конечно!
– Почему он мне не докладывал?
– Сталин запретил. И даже не на словах, вот приказ не посвящать тебя в эту операцию, но теперь это и твоё дело. Теперь все наши дела – твои.
Я снял трубку и вызвал Судоплатова.
– Павел Анатольевич! По приезде ко мне в кабинет! Вы далеко?
– Сто четырнадцатый километр.
– Прибавьте чуть-чуть.
Павел приехал через три минуты после нас. Он рассказал о том, что его людям удалось выйти на Литвинова, но при попытке приблизиться к нему погиб Седой. Литвинов сейчас фактически руководит IV Интернационалом вместо Троцкого. В СССР работает от четырех до шести ячеек IV Интернационала. Конспирация полная. Сетевая структура, работают абсолютно безжалостно. При попытке слежки или наблюдения убирают всех, кто может хоть как-нибудь нарушить её. Издают газеты и брошюры и переправляют их в СССР и другие страны. Курьеры работают систематично, грамотно, хорошо обучены, оснащены миниатюрным оружием и спецсредствами. Используют морской транспорт, железнодорожный, иногда авиационный. Судя по всему, основное финансирование они получают от ЦРУ, являясь фактически его филиалом. В настоящее время Литвинов, скорее всего, находится в Парагвае. Входит в состав доверенных лиц Стресснера, несмотря на то что еврей. Две попытки ликвидировать его не удались. Чистка, проведённая в МИДе, особых результатов не дала.
По его, Павла, информации и проведённой проверке, круг подозреваемых сузился до пяти человек: Микоян, Маленков, Сабуров, Первухин и Малышев. Хорошо работают! Ни одного еврея! Не дай бог напрямую указать на зачинщиков! Лаврентий тут же предложил вывести всех пятерых.
– И что мы им предъявим? Моё недоверие? – спросил Павел.
– Нет, Лаврентий. Так мы поступать не будем. Особенно сейчас. Они мгновенно образуют оппозицию и будут доказывать, что именно они верные ленинцы-сталинцы, а мы таковыми не являемся. Павел правильно говорит о том, что пока никаких доказательств нет. Из перехваченной переписки, кроме кличек, никаких указаний на личности. Так что ждём! А ты копай, копай, Паша!
На первом заседании, естественно, мы ничего не выяснили. Крот, если он и существует в составе Политбюро, ничем себя не проявил. Моё предложение по Устинову поддержали все. Заседание прошло быстро, разногласий не возникло. После этого ещё раз помянули Иосифа Виссарионовича. «Хвостик» подсунула женщина – Светлана Сталина! Через несколько дней после похорон она записалась на приём. Последнее время у неё не складывалась личная жизнь, она нигде не работала и жила на то, что давал отец. После его смерти выяснилось, что никаких наличных денег у Сталина не было, на сберкнижке совсем небольшая сумма, и снять её можно только через полгода. Сталин жил от получки до получки. Поскрёбышев, ставший теперь моим секретарём, подтвердил, что деньги Светлане передавались десятого и двадцать пятого числа – в день нашего аванса и получки. Я вызвал генерала Власика, он командовал охраной Сталина и имел доступ ко всем его личным вещам. Он показал опись имущества. Наличных денег было двести пятьдесят рублей. У Светланы было двое детей: сын Иосиф Сталин семи лет и дочь Екатерина Сталина трех лет. Светлана нигде не работала и не училась. Она забросила обучение в аспирантуре Академии общественных наук после второй свадьбы с сыном Жданова – по беременности и родам. Брак был расторгнут три года назад. Бывший муж, молодой кандидат наук, работал в Ростове ассистентом в Ростовском университете и платил ей алименты за двоих детей, хотя только одна из них была его дочерью. У Светланы в Москве очень неплохая квартира. Но она явно не хотела ничего предпринимать, а искала возможность продолжить безбедное существование за счёт памяти отца. Пришлось ей напомнить, что совершеннолетним детям никаких пенсий по потере кормильца не положено, что у неё есть профессия, никаких льгот «по происхождению» у неё нет. Порекомендовал ей продолжить обучение в аспирантуре и спокойно пойти работать. Что двести пятьдесят рублей, которые Власик может передать ей, Якову и Василию, вполне хватит до зарплаты. Разъяренная фурия вылетела из бывшего кабинета отца и кинулась к Микояну. Позвонив Мехлису, я выяснил, что на счетах у Светланы довольно крупная сумма. Через два дня Сабуров подошёл ко мне после заседания и издалека начал разговор о дочери Сталина. Круг замкнулся! Меня прокачивали на нарушение закона, на создание условий для передачи льгот по происхождению. Я тут же попросил Александра Николаевича вернуть всех членов Политбюро в кабинет. Максим Захарович, не ожидавший такого поворота событий, растерялся. Все присутствующие обрушились на него, он сломался. На него вышли из-за долгов сына-кооператора в разгар проводимой Ждановым проверки на запрет государственным и партийным деятелям создавать подобные предприятия на родственников. Его и сына отмазали, долги ликвидировали, скрыли факты проверки, заменив одну цифру в регистрационных документах на кооператив. Взамен потребовали информацию о том, что происходит на Политбюро. Микоян, стоявший за всем этим, перевербовал его, сказав, что Сталина водят за нос Андреев, Жданов и Берия, что всё зло в партии от них и тому подобное. Он сообщил также, что ему сейчас поручено уговорить меня и добиться нарушения мной законов Союза ССР, для того чтобы у троцкистов появился формальный повод начать расследование и отстранить меня от должности. Глупую и жадную Светлану использовали втёмную. Она даже не понимала, что после этого из неё все соки выжмут. Сабурова вывели из Политбюро, он уехал в Саратов директором завода турбоагрегатов. Инженер он был хороший. Мехлис, Судоплатов и Берия вцепились в Микояна, перетрясли всё, обнаружили канал утечки информации через личный код министра внешней торговли. Всплыли левые счета, сомнительные контракты и подставная фирма на дальнего родственника, проживающего за границей и имеющего плотный контакт с IV Интернационалом. Микоян не был предателем в полном смысле этого слова, он был последователем Троцкого. Все свои действия он оправдывал своим видением левого коммуниста. Когда его вызвали на Политбюро и он понял, что терять уже нечего, он попытался дать мне бой. Напрямую обвинил меня в том, что из-за меня Сталин предал интересы революции и дело Ленина. Что мы, имея самую сильную армию, не добили «гидру империализма», а подружились с ними и предали интересы своего класса. Понёс такую пропагандистскую ахинею двадцатых годов! Всё это было пропитано абсолютной ненавистью ко мне и к тому, что я сделал. Передо мной стоял враг. Убеждённый, сыплющий цитатами, выдранными из текста. «Гнать надо таких Красных Шапочек из нашего леса!» – припомнился мне анекдот Сергея. Куда девать его? Он один из высших секретоносителей государства.
