Этого времени Министерству культуры и музею имени Пушкина вполне хватило на то, чтобы организовать и встречу профессора, и программу его пребывания. Визит в действительности прошел интересно. Сотрудники музея были очень благодарны ученому за его советы.
За день до отбытия профессора из Москвы Раневскую вызвал к себе министр. Но не звонком от секретарши. Он прислал за ней машину! Когда Фаина Георгиевна вошла в кабинет, министр поднялся ей навстречу. Он поблагодарил актрису. Вот, мол, и славно, что вы немножко нас всех тут встряхнули, заставили шевелиться, хороший урок и все такое.
Потом министр протянул гостье бумагу и попросил:
– Вы, Фаина Георгиевна, как хорошая подруга, пожалуйста, передайте это профессору. Понимаете, на границе у него могут возникнуть всякие вопросы по поводу визита.
Это было приглашение прибыть в Москву, в музей имени Пушкина. Совершенно официальное, с печатями и подписями, сделанное задним числом.
– Послушайте, а может, мне лучше самой обратиться к нашим пограничникам? – спросила Раневская.
– Нет, дорогая Фаина Георгиевна, там без бумажки вы не человек, – вынужден был признать министр культуры.
– Уговорили, – Раневская улыбнулась и взяла приглашение.
Фаина Раневская и агент государственной безопасности
Сталин умер. Его смерть стала тем самым событием, которое сорвало черное покрывало страха с советских людей. Потом было развенчивание и осуждение культа личности, арест Берии, и наступила самая настоящая оттепель. После зимнего ужаса, сковывающего сознание человека, пришла весна. У жителей страны появилось чувство относительной безопасности.
Нам сегодня трудно даже вообразить, как жила творческая и ученая интеллигенция СССР в тридцатых-пятидесятых годах минувшего века. Нам не понять того чувства страха, с которым каждый ложился спать и вставал. Мы не можем себе представить радости человека, к которому ночью не приехала черная машина, не раздался стук в дверь.
Агенты Берии работали по ночам. Аресты начинались обычно после полуночи. Черный автомобиль, тихо фыркая, подъезжал к подъезду, противно, по-поросячьи, коротко взвизгивали тормоза. От этого звука мгновенно просыпался весь дом. В каждой квартире головы взрослых людей отрывались от подушек, сердца начинали стучать в бешеном ритме или замирали. Мужчины и женщины вслушивались в гулкие шаги, раздававшиеся в коридорах: к кому? Кого на сей раз?..
Взять каждого могли в любой день. Не было той силы, которая давала бы гарантию безопасности. Арестовывались жены высших партийных руководителей, генералы и маршалы, ученые и доктора, народные артисты и писатели.
Донос – вот что было основанием для ареста в пятидесяти случаях из ста. Каждый человек в Советском Союзе мог написать его на своего товарища, соседа, руководителя. Указать там, например, что сосед плохо отзывался о Сталине, назвал его усатым. Что угодно мог написать. Это уже соседу потом, после ареста, нужно было доказывать, что он говорил еще, кроме этих слов, кто его научил этому, каков полный состав антисоветской группы?
Матерью всех доказательств было признание арестованного. Оно добывалось элементарно. В ход шли угрозы расправы над родными, пытки, издевательства.
Но написать донос мог не только ты. Некие бдительные персоны могли состряпать его и на тебя.
Вот так и жили.
После смерти Сталина и ареста Берии исчезла та самая страшная структура, которую они олицетворяли собой, – НКВД. Народный комиссариат внутренних дел перестал существовать. Его функции были разделены, появилось простое Министерство внутренних дел. А вот следить за шпионами, которые в Советском Союзе были всегда, должен был Комитет государственной безопасности. Сокращенно – КГБ.
Методы действия бывшего НКВД были признаны неэффективными. Да и надобность в новых лагерях пока отпала. Заключенные понастроили уже предостаточно бесполезных каналов и дорог.
Но задачи перед вновь созданным комитетом стояли сложные. Кроме ловли всяческих шпионов, КГБ должен был четко знать, чем дышит советский народ, о чем говорит, какое у него настроение, какие анекдоты люди рассказывают.
В принципе, вполне нормальная такая задача. Если вы будете это знать, то вам куда как проще станет руководить. Да и за всякими подозрительными субъектами можно без труда вести наблюдение.
Но как такое узнать? Доносы – это ложь в девяноста девяти случаях из ста. Тут нужна чистая информация, правдивая и полная!
Комитету недостаточно знать отдельные факты какого-то дня жизни академика Пчелкина. Ему нужно все! С каким настроением пришел, с кем встречался, кому звонил, о чем говорил.
Что, он закрывался с лаборанткой Зиночкой?! Так-так! На сколько минут? Кстати, куда пошла после лаборантка Зиночка? В туалет или, не заходя туда, выбежала из института и села в такси, будто бы случайно стоящее на улице? А что она унесла с собой в трусиках?
Вот какая информация нужна была комитету. Вся, с самыми незначительными подробностями. Целые отделы КГБ внимательно все просеивали, выуживали, анализировали.
Не враг, стало быть, товарищ профессор? И в трусиках у лаборантки точно ничего не было? Ну и прекрасно. Сходим к профессору в гости, так ему и скажем: «Вы – наш советский человек! Вот только у вас жена и двое детей, а вот это – данные о том, сколько раз на этой неделе вы запирались со своей лаборанткой Зиночкой и на какое время. Видите, целый час и двадцать восемь минут. Нет, ну что вы, дорогой профессор, зачем нам докладывать вашей жене о таком милом, совершенно невинном баловстве ее супруга? Как мы можем разрушить семью? Ну что вы!.. Работайте спокойно, товарищ профессор. Мы убедились, что вы – наш человек. Кстати, через неделю – поездка нашей делегации в Швецию. Конечно, мы знаем, что вы включены. Вот в вас мы уверены. Поэтому и просим присмотреть за вашими коллегами. Ну, кто с кем из иностранных друзей встречался сверх протокола, куда выходил, с кем беседовал. Потом нам расскажете, хорошо? Мы же должны быть уверены в том, что все они – тоже наши люди. Ну что вы, профессор, что же здесь предосудительного? Зачем честному человеку что-то скрывать? Ну, не упрямьтесь, дорогой профессор. Знаете, у нас много молодых и неопытных сотрудников. Вчера, например, взял один и перепутал почту. Представляете – вот такие фотографии, как вы тут со своей лаборанткой Зиночкой в загородном ресторанчике, пошли не в наш архив, а… в общем, вы поняли, профессор? Услуга за услугу. Хорошо? Вот и ладненько».
Слежка и вербовка – вот что стало главным в работе КГБ с советскими людьми. Как правило, сотрудники комитета собирали на нужного человека компрометирующий материал. Потом он вываливался перед этим растерянным типом, и тому приходилось выбирать: сотрудничать с КГБ или потерять что-то. Например, семью – это использовалось чаще всего, – друзей, карьеру.
Вы можете сейчас слегка пожать плечами и сказать: «Ну и черт с ним! Подумаешь, попросили профессора сказать, вот он и сообщит: один встречался с тем-то и тем, второй – с той и той. Да и обмануть же можно!»
