Вот должность у человека! Хороший, боевой комэск, а такой ерундой должен в служебное время заниматься… Будто бы нельзя какого-нибудь мичмана из запасников запрячь.
Да и можно, наверняка можно. Белоконю просто нравится.
— О, Пушкин, привет. Хочешь плакатик на память?
— О чем память, тарщ старлейтн? Какой славный град супостата увековечен на сем творении?
— Град?.. Есть образы, Пушкин, которые надо понимать расширенно.
— Есть понимать расширенно. Но не рано ли празднуем дачу прикурить, а? Сейчас как двинут нас на Вэртрагну, навоюемся так…
— Ты логику момента лови, лейтенант. В инструктажную вызов слышал?
— Оттого и здесь.
— Ну вот и подумай. Ты ведь умный. Говорят, даже пантелеевскую стратегему с трансмутационными излучателями выкупил. Пока все непосвященные молились.
— Я тоже молился.
— Ну и я… Короче, вот тебе плакат, пока я добрый. На инструктаже меня не будет, улетаю я по срочному вызову. Так что до встречи. Больших звезд тебе, Александр.
— Больших звезд, Андрей.
Мы обменялись рукопожатиями и разошлись каждый своей дорогой.
Я пришел в инструктажную одним из последних.
Там яблоку было негде упасть. Кроме летного состава, почему-то пригласили всех старших техников и офицеров экипажа «Дзуйхо», кроме вахты.
— Быстрее, быстрее, — поторопил меня Бердник с забавной интонацией — преподавательской, не командирской. И я почему-то подумал, какой замечательный из него получился бы препод по тактике, а то и начфакультета…
Рядом с Бердником с видом торжественным и строгим стоял Кайманов — единственный из всех, кто невесть зачем вырядился в парадную форму.
Народ в инструктажной вполголоса переговаривался, распространяя равномерное, уютное гудение. Из знакомых лиц я заметил Цапко, Кожемякина и Румянцева, которому что-то втолковывал Лучников, округло утюжа воздух ладонями. Я прямо так и слышал, как он описывает собачью свалку в воздушном бою: «А вот тут я так…»; «Он, гад, это пятой точкой почувствовал…»; «Дал влево…»
— Кхм… Так. Товарищи, прошу внимания, — начал Бердник и воцарилась космическая, вакуумическая тишина.
— Получена информация из Кремля… Ну, так сказать из Кремля, сами понимаете…
Бердник заметно волновался.
— Информация… На имя адмирала Российской Директории Пантелеева. На основании этой информации главкомом отдан приказ номер двести пять.
«Неужели ядерный удар возмездия? Сперва — массированные налеты на клонские излучатели системы «Nigredo»… Затем — «Изделие Конус»… Меркулов оказался прав?!»
— Чтобы текст приказа был понятнее, надо разъяснить суть информации… Двое суток назад Конкордии при посредничестве дипломатов Большого Мурома были предложены условия мира. Условия простые: они освобождают все оккупированные территории и отдают нам Паркиду… как бы в бессрочную аренду, но, чтобы было ясно, речь идет об аннексии. Обмен пленными, выдача военных преступников — это само собой. Также для Конкордии устанавливаются квоты на вооружения, а все ядерные арсеналы полностью передаются нам. Тоже формулировка такая забавная… — Бердник усмехнулся. — «На бесплатное складское хранение с правом получения во временное пользование тактических боезарядов в случае необходимости парирования угроз типа «фактор К». Примерно так… Вчера вечером из Хосрова был получен положительный ответ. Сегодня в шесть часов утра по универсальному времени произошло подписание предварительного документа о перемирии. Так что мы с Конкордией больше не воюем.
Бердник с облегчением перевел дух.
— Ну а текст приказа двести пять вам зачитает товарищ Кайманов.
Каперанг огласил достаточно пространный приказ, общая суть которого сводилась к тому, что в клонов стрелять больше не надо. Потому что они в нас стрелять больше не будут. И как именно мы друг в друга стрелять не будем.
Когда Кайманов дочитал, целую минуту ничто не нарушало воцарившуюся тишину.
А настоящая минута молчания из шестидесяти полновесных секунд — это невероятно долго.
Первым опомнился Цапко.
— Так это что же получается, — в его голосе звучала обида, — не будет Знамени Победы над Хосровом?
Одобрительный ропот в инструктажной свидетельствовал, что он выразил общее настроение.
— Знамени Победы над Хосровом не будет, — сказал Бердник. — И скажи спасибо, пар-р-рашютист.
Глава 5
Риши
Июль, 2622 г.
Москва, Российская Директория
Планета Земля, Солнечная система
Таня укатила в Кенигсберг, на празднование юбилея своего ксеноархеологического института, и мне стало грустно. Конечно, не поехать на такое мероприятие, да еще и после заискивающего персонального приглашения («Глубокоуважаемая, дорогая наша Татьяна Ивановна! Стоит ли говорить, какая честь для нас…» и т. д.), Таня никак не могла.
И все же я чувствовал себя покинутым, осиротевшим, выброшенным на обочину судьбы. За окном гостиницы «Белорусская» моросил по-осеннему серый дождь. Я лежал в яйцевидной ванне гостиничного номера с сигаретой в зубах (курить в ванне — особое искусство) и облепленной пеной бутылкой медового муромского пива «Услада» в левой руке. Не сказать даже «нежился». Скорее плавал — как рыба брюхом вверх.
Вдруг сквозь плеск воды и тихое жужжание вытяжки мое ухо различило докучливую трель видеофона.
«Таня? Танька! Надо же — как быстро долетела!»
Я выпрыгнул из ванной, напялил синий махровый халат, кое-как завязал его узлом на животе и, оставляя на паркете пенные лужицы, рванул в гостиную. Прилизал пятерней волосы, бухнулся на розовый кожаный диван и состроил нежнейшую мину.
Но вместо оболваненной, истощенной перелетом Тани на экране появилась курносая виртуальная красавица — лицо компании «Дальняя Связь» (как-то там ее зовут в рекламе — не то Надежда, не то Вера, не то Любовь) — и приветливо проворковала:
— Товарищ Пушкин, вас вызывает анонимный абонент из местечка Нарс, планета Ардвисура. Если вы согласны принять вызов, нажмите клавишу «Да».
Я нажал — просто автоматически. Потому что честный. И, главное, потому что был уверен: мой анонимный абонент ошибся номером. Перепутал меня с кем-то. Мало ли Пушкиных в Сфере Великорасы?
— Сеанс дальней связи состоится через одну минуту пятьдесят одну секунду. Просьба не отходить от аппарата, — сообщила Bepa-Надежда-Любовь и подарила мне очередную казенную улыбку.
Я откинулся на спинку дивана. Стоило экрану погаснуть, как в моей голове началась сущая вакханалия предчувствий, воспоминаний и сожалений. Мысли мои заторопились, завертелись волчками и наконец понеслись сумасшедшим карьером.
