— Я… ничего.
— Зачем только вы это делаете?! — прошипела она возмущенно. — Как вам не стыдно?!
Мне не понравилась ее интонация — какая-то официально-подростковая. Раньше я никогда не замечал за ней таких. Моя Таня никогда так не сказала бы.
Это была другая Таня. Принадлежащая другому человеку. Но я не сдавался.
— Таня, но никто нас не видит! Они все далеко! — прошептал я примирительно.
— Какая разница: видит или нет?!
— Я думал, в этом все дело…
— Нет. Не в этом.
И тут… я наконец вспомнил о Фигуре Умолчания. О ее чертовом женихе. Как его хоть звать — Никита? Боря? Юрочка?
Это из-за него. В нем все дело. Это о нем она думает, это его призрак заставил Таню на меня окрыситься.
Чем он лучше меня? Да ничем.
Но он жених. То есть, по определению, Человек, Сделавший Тане Предложение. А стало быть, по своему статусу этот человек несомненно превосходит меня. Потому что он, этот Никита-Боря-Юрочка, решительный и серьезный.
Серьезных девушки любят больше всех других категорий мужчин. Наверное, моя Таня не исключение. Ах, теперь мне были смешны мои этические метания в начале нашего с Таней знакомства! Ведь тогда я мысленно каялся перед Таниным женихом, который, возможно, бьет клонов где-то на дальних наших границах, окутанных секретными туманностями и туманом секретов! Тогда, в Городе Полковников, я даже мысленно извинялся перед ним за то, что в Таню влюбился. В начале нашей любви я испытывал к этому загадочному товарищу нечто вроде дружеского участия пополам с холодноватой христианской любовью. Но теперь мое отношение изменилось. Теперь я его, этого Никиту-Борю-Юрочку, про которого не знал ровным счетом ничего, ненавидел. Лютой, животной ненавистью человека, у которого грозят отнять самое дорогое. Я был готов пойти… да на что угодно. Вплоть до, извините, банального убийства. Глагол, что ли, на меня так подействовал?
Решение пришло ко мне само, словно бы вспышкой озарив мое сознание.
Я затушил сигарету о рифленый край своего ботинка. Прочистил горло. Повернулся к Тане и сказал:
— Таня, выходите за меня замуж.
— Что? — Ее глаза яростно блеснули. — Что вы сказали?
— Я сказал то, что я сказал, — повторил я отчетливо. — Выходите. За. Меня. Замуж.
Танины щеки вспыхнули и я почувствовал непреодолимое побуждение поцеловать ее. Но, конечно, сдержался.
— Да как вы можете это говорить? Как вам не стыдно? — наконец выговорила Таня, размазывая слезы по щекам.
— Не вижу в этом ничего стыдного. Просто выходите за меня замуж — и все.
— Да что вы заладили, Саша!
— Я заладил, потому что я так думаю.
— Какой же вы… какой же вы… бессовестный!
— Почему?
— А как же ваша… невеста?! — наконец выпалила Таня. — Ведь она ждет вас! Наверное, все глаза уже выплакала!
— Кто? Кто-кто меня ждет? — переспросил я, поскольку ушам своим не поверил.
«Откуда только она знает про Иссу?»
— Она! Ваша невеста!
— Моя невеста погибла.
— Да?
— Да. Но если бы даже не погибла… Я вам клянусь, Таня. Плевать на невесту. Бывают в жизни ситуации, когда на всё, на всех плевать. Когда уже все равно. Я не могу уже больше на вас смотреть. Я просто умираю, когда на вас смотрю, когда я думаю о том, что мы, возможно, погибнем, а вы даже не узнаете о том, как сильно я люблю вас. И я мучительно, ну просто нечеловечески хочу вас. Извините меня за откровенность. Это здесь воздух такой — адский. Не хватает человеческих выражений. Высоких выражений мне не хватает.
— Погибла? — невпопад переспросила Таня.
— Да. Еще зимой. Она была офицером Конкордии.
— Конкордии?
— Да. Но если бы она была нашим, русским офицером, я все равно сказал бы вам то, что сказал. Можно я буду вульгарен?
— Да.
— Вы меня любите?
— Да… — после долгой паузы ответила Таня. — Только… что в этом вульгарного?
— Вульгарна сама постановка вопроса. Само желание все побыстрее выяснить, как будто это сделка, нечто вроде купли-продажи.
— Допустим. И… что?
— Если вы меня любите, выходите за меня замуж. Пожалуйста. Умоляю.
— Что… сейчас?
— Нет. Потом. Когда объяснитесь со своим женихом. Я все знаю. Папа мне, как всегда, все доложил, еще в Городе Полковников.
— Извините, Александр… Но мне хотелось бы знать, что именно вам доложил… ваш папа?
— Ну как — что? Что у вас есть жених, ваш коллега, археолог. И что вы собираетесь с ним, ну… расписаться. Как-то так…
— Я ему соврала.
— Что?
— Соврала вашему замечательному папе.
— Соврали? Вы? Чтобы он к вам… не приставал?
— Нет. Чтобы… он не увидел, что я в вас… влюбилась с первого взгляда.
— Ничего себе! — Мое лицо запылало. Кровь прилила к голове.
— Да. Когда вы отошли в сторонку с этим американским пилотом… ваш папа мне сказал, что у вас есть невеста. Мне стало обидно, до слез обидно, до истерики прямо. Хоть криком кричи. Мне в первую же секунду показалось, что мы с вами… в общем, что вся моя жизнь была только репетицией. Встречи. С вами. Александр.
— Может, перейдем на «ты»?
— Нет. Не надо. Я уже привыкла. И потом… Когда вы мне снитесь… или когда я мысленно с вами разговариваю… я уже давно говорю вам «ты».
— Я тоже…
— Скажите, у вас правда нет невесты?
— Нет, Таня.
— Господи… Как же я переживала, когда у вас в комнате, помните, еще в Городе Полковников, в общежитии, увидела ее фотографию! — всплеснула руками Таня. — У нее был такой изысканный разрез глаз, такие дивные волосы, как у актрисы. И я представила тогда как, должно быть, глубоко и преданно любит вас эта прекрасная незнакомка! Конкордианские женщины — они ведь действительно умеют любить. По сравнению с нашими, земными, для которых самое важное в жизни — это они сами, карьера или в крайнем случае дети, но никогда не сама любовь.
«А ведь в чем-то главном она права», — подумал я и вспомнил Риши. Однако не ко двору была Риши. Не ко двору.
— Таня, послушайте меня. Насчет общежития. То была не моя комната. В той комнате не было ни одной моей вещи. Не считая, конечно, одежды, — поспешно уточнил я. — И на той фотографии была изображена не Исса, моя невеста… покойная невеста, а жена лейтенанта Юхтиса, хозяина той комнаты. Кажется, ее звали Люда. Но я не уверен…
— Значит, это я все нафантазировала? — спросила Таня, хлопая мокрыми ресницами.
