Увы, страх сменился чувством куда худшим – горечью. Ферван – при деле, работает по основной профессии, летает, людей убивает. Моя родная эскадрилья – тоже летает. Риши, если верить Фервану, – и та на своем месте, пусть без капитанских звездочек.
Одни мы бедные, одни мы злосчастные – пленники Клона, узники проклятой планеты Глагол. Да лучше бы они нас на каторжные работы отправили, в каменоломни, на рудники! На любое бессмысленное дело! Канаву откапывать, канаву закапывать… Было бы хоть за что клонов ненавидеть! А так мумифицируемся мы тут заживо, нравственно просвещенные…
Хотя бы разок полетать на родном «Горыныче» или «Дюрандале»… Хорошая машина «Дюрандаль», зря старички асы бухтели… Да я бы на любое старье сейчас согласился! А то и на штурмовик, даже на «Гриф», заторможенный истребитель барража…
Увидеть звезды, почувствовать настоящие, полновесные шесть g на разгоне…
Не знаю, сколько бы еще я себя жалел, но тут мы влетели в Муть.
Видимость упала метров до пяти. Единственным, что различалось на большей дальности, были столбы обманчиво нежного салатного свечения. Один такой столб стремительно вырос перед нами прямо по курсу.
Я об этой дряни как-то совсем позабыл, поэтому в первый момент испугался – ничего же не видно, сейчас ка-ак долбанемся!
Но вертолет был оснащен аппаратурой для эксклюзивных условий Глагола не просто хорошо. Он был оснащен великолепно!
Автоматически включились ноктовизоры, а на ноктовизорах, в свою очередь, активировались специальные фильтры. Остекление кабины мигнуло и из обычного оптического режима перешло в эмулирующий. То есть заработало как ансамбль дополнительных экранов, на которых можно было видеть ландшафт почти так же четко, как если бы никакой Мути не было.
Слыхал я о таких стеклах, но их даже на наших боевых флуггерах массово пока что не используют. А у клонов – на тебе, пожалуйста… Я-то еще голову ломал, как можно вести войну на планете, где громадные участки местности переложены слоями вечного тумана. Пришел к выводу, что единственная возможность – использовать внешнюю прозрачность Мути. Развешивать над полем боя кучу летательных аппаратов, которые будут снабжать информацией действующие внутри аномальных слоев подразделения либо самостоятельно гвоздить по обнаруженным целям сверху.
Но оказалось, клоны и Муть фильтровать научились… Ох, влетела эта планета Великой Конкордии в копеечку!
Каким ни был Ферван лихим вертолетчиком, а скорость все-таки сбросил. Турбины прижухли, ротор перешел на деликатное «чок-чок-чок».
– Видите, наши энтли не зря свой хлеб едят, – наставительно сказал Ферван. – Эта проклятая планета бросила вызов их изобретательности, но они не оплошали.
– Молодцы энтли, – признал я. – Но, наверное, все эти уловки приносят какие-то плоды? Хитроумные изобретения, детекторы аномалий, фильтры – это же чистое искусство ради искусства! Какой в них смысл, если на нормальной планете с нормальными физическими условиями они превращаются в хлам?
– Смысл… – буркнул Ферван.
Похоже, мой вопрос застал его врасплох, но через секунду он преобразился.
Ферван перевел вертолет в режим висения и, повернувшись ко мне всем корпусом, спросил:
– Скажите, Александр, вы действительно хотите знать?
– Хочу.
«Ведь ради этого погиб Злочев», – следовало бы прибавить, но я оставил довесок насчет покойного лейтенанта при себе.
– Запомните эту минуту, Александр. Потому что с нее начнется, быть может, самый важный час в вашей жизни, – торжественно провозгласил Ферван.
И вместо того чтобы пуститься в дальнейшие разъяснения, он не глядя посадил вертолет.
«А местность он знает как свои пять пальцев», – отметил я.
– Выходим, – сказал Ферван, нахлобучивая шлем. – Кстати, наденьте и вы, иначе уши болеть будут.
Не дожидаясь моей реакции, он отстегнул ремни и распахнул дверь кабины.
С тихим хлопком ворвался забортный воздух, показавшийся сухим и прохладным. На барабанные перепонки навалилось повышенное давление.
«Как бы не две атмосферы», – подумал я, вспоминая свой опыт дайвинга. По субъективным ощущениям в этом слое Мути давление было как под водой на глубине в пятнадцать—двадцать метров.
Я поспешно засунул голову в лакированную стальную сферу.
– Вот здесь, – показал на своем шлеме Ферван, – нужно нажать, чтобы привести давление в норму… Смелее, не взорвется!
Вслед за нами из вертолета высыпали автоматчики.
Хорошие они были ребята – молчаливые, как камни. Даже самый дисциплинированный наш осназ скорее всего начал бы трепаться, перешучиваться с командиром и вообще – разминаться. Но эти только молча поглядели на Фервана и, не получив от него дополнительных указаний, разошлись, обеспечивая охрану вертолета с четырех сторон света.
Их фигуры растворились в Мути без остатка.
– У вас оптический фильтр включился? – спросил Ферван.
– Похоже, нет. Кругом Муть.
– Хм… Ах, ну да! Шлем номер семнадцать…
С этими словами Ферван отпустил мне легкий подзатыльник. Стекло шлема мигнуло, и через секунду перед моими глазами сформировалась вполне сносная картинка.
– О, вижу! – обрадовался я.
– Контакт отходит, – извиняющимся тоном пояснил он. – Если фильтр снова выключится и битье не поможет, не волнуйтесь. Я вас выведу.
– Куда уж тут волноваться. Мокрому дождь не страшен.
Не знаю, понятен ли был Фервану мой сарказм, но тему поддерживать он не стал.
Теперь, при включенном фильтре, стало видно, что Ферван посадил вертолет на неприютный глинистый пляж, кое-где пересыпанный мелкими голышами. За нашей спиной уступами подымалась вверх скальная стена каньона. Перед нами как-то чересчур неспешно для горной реки катил свои воды Стикс.
Э, да какие же это воды!
Никакие не воды…
Я подошел поближе.
Точно! Серое студенистое вещество, похожее на напалм из загущенной зажигательной росы…
– Но ведь там, выше по течению, обычная вода? – спросил я у Фервана.
– Почти обычная. А Муть превращает ее в это вот.
– Следовало бы ожидать, что то же самое произойдет и с водой в нашем организме – стоит только войти в Муть.
– Вода в нашем организме как раз обычная, а в Стиксе, как я сказал, – «почти обычная». В этом вся соль.
– У нее формула «аш три о четыре»?
– Не знаю, какая формула. Но если ее выпить, кровь превращается в такую вот серую дрянь. – Ферван показал на Стикс.
– Алхимия какая-то. Вода Стикса превращается в серую дрянь под воздействием Мути, кровь превращается в серую дрянь под воздействием воды из Стикса… Хорошо, а что, если вот прямо здесь из Стикса воды выпить? Или, точнее, съесть?
