– Ничего, сбегаю и умоюсь. Спасибо, боец.
Достав из салона самолета сапоги, я снял со стойки высохшие портянки и, накрутив их, вбил ноги в сапоги, заправляя штанины, чтобы они были внутри за голенищами, привел себя в порядок и поправил одежду. Я спал в штанах и рубахе. Затем сунул за пояс «вальтер» и побежал в ту сторону, куда указал партизан со странным именем Иоанн. С оврагом он не ошибся. С трудом спустившись, я присел у ручья и, напившись, скинул рубаху и стал умываться, и омыл торс. Я, конечно, под дождем вчера хорошо так вымок, но мытьем это не назовешь.
Когда я вернулся, боец лениво ходил вокруг самолета, поглядывая вокруг. Он только покосился, когда я подошел к самолету. Я осмотрев принесенную одежду. Там были обычные крестьянские штаны, такая же рубаха и куртка, все ношеное, но целое. Короче говоря, теперь можно под крестьянского сынка сойти, а то та одежда, что на мне, скорее горожанину пристала.
– Сейчас поедим, и полечу, время уже подходит.
Мне не нравились тучи, что наползали со стороны, поэтому я заторопился. Как бы это не тот фронт, который я прошел ночью, повернул и в эту сторону двинулся.
Достав из салона ранец, я разложил на плаще еду, и мы действительно довольно быстро поели, время не терпело. После этого я собрался, отряхнул плащ – мало ли пригодится – и, свернув, убрал его за спинку в багажный отсек.
– Ну, бывай, удачи вам, – протянул я руку Иоанну.
– И вам удачи, товарищ сержант.
Проведя все необходимые манипуляции и подкачав бензин ручным насосом, я забрался внутрь и запустил стартер. Выбросив облако густого черного дыма, тот заревел, и винт закрутился, превращаясь в плохо видный круг. Долго я не ждал, буквально через минуту, погазовав, прислушался, как держит обороты, отпустил тормоза и после короткого разбега стал подниматься круто вверх, благодаря встречному ветру. Развернувшись, я покачал крыльями Иоанну, то меня еще видел, и полетел в сторону Киева, планируя обойти его стороной. Попутный ветер помогал мне, так что я перешел на экономичный режим работы. Я все же решил улететь подальше и поискать горючее на другом аэродроме.
Весело насвистывая, я поглядывал вниз. Высота всего сто метров, да и немцы самолет наверняка искали, и если кто заметит меня, может навести истребители. Хотя их тут не должно быть, разве что у Киева, там свои охранные авиационные части.
Так ориентируясь по карте, я и летел, старательно обходя населенные пункты. Однажды пересек полевую дорогу, по которой ехали две подводы с вооруженными людьми в черной форме. За все время нахождения в тылу у противника я в первый раз увидел полицаев. До этого они мне почему-то не попадались. Да и эти, подумав, что я немец, махали мне руками. Поглядывая через открытый проем двери назад, я только усмехался. Жаль, угостить мне их было нечем.
Киев оставался по левому борту, облетел я его километрах в тридцати. Перелетев Днепр, по которому, дымя сгоревшим углем, буксир тянул баржу да шло что-то большое увеселительное, я продолжил путь дальше по землям родной Украины в сторону Польши.
Топлива у меня оставалось еще километров на сто, но нужный аэродром был близко. Он находился в нескольких километрах от Киева, поэтому я стал искать место для посадки. Причем такое, чтобы аппарат можно было спрятать. Хорошо спрятать.
С креном на левый борт я стал забирать в сторону столицы Украины. Еще немного, и будет довольно большой лесной массив, именно к нему я и летел. Меня интересовали тамошние поляны.
Когда поля и овраги под брюхом самолета сменились густыми кронами деревьев, я еще больше снизился, чуть ли не касаясь колесами верхушек. Прошлого урока мне хватило, больше встречаться с партизанами не хотелось, так что маскировка и еще раз маскировка.
Просека, что мелькнула внизу, сразу привлекла мое внимание. Дело в том, что я под собой засек еще и дорогу. А от просеки она была метрах в трехстах. Уже хорошо, на транспорте можно сюда добраться.
Я сделал еще один круг, чтобы тщательнее рассмотреть просеку, и, посчитав ее вполне приемлемой, пошел на посадку. Шасси я не поломал, но потрясло изрядно, поверхность была не такой ровной, как казалось сверху.
Подогнав «Шторьх» к опушке, я развернул его и заглушил мотор. Быстро покинув самолет, я отошел в сторону и замер, вслушиваясь в лес. Тот медленно приходил в себя после моего прибытия и начал звучать вполне обычно. Покрутившись и еще немного послушав, я подошел к одному из деревьев, давно по-малому хотелось сходить, и, справив свои дела, вернулся к машине. Первым делом я ухватился за хвост, приподнял его и, даже постанывая от натуги, поволок машину хвостом вперед под деревья. С трудом, но я загнал «Шторьх» туда и, достав обрывок маскировочной сети, частично скрыл, после чего с клинком кашевара сбегал к кустарнику и нарубил веток. Шесть раз бегал, но замаскировал технику. Было пять часов дня, так что я еще раз обежал поляну, запоминая ее, и, собравшись, направился к дороге. До аэродрома, что мне был нужен, оставалось одиннадцать километров.
Одет я был в крестьянскую одежду, за поясом «вальтер», а за спиной худенький сидор. Такие парнишки часто по дорогам из села в село ходят на подработки, так что внимания они не привлекают. Сапоги разве что выбивались из образа, но в принципе, они могли быть.
Документы у меня были, аусвайс, но выдан он был в Брянске и отмечен там же. Документ настоящий, тоже трофей. Мы тогда банду националистов взяли, вырезали всех, вот и набрали бумаг. А трупы спрятали, притопили в болоте, как говорится, концы в воду.
С расстоянием я немного ошибся, до дороги было с полкилометра. Она была не особо сильно езженная, но колеи набиты были, последний след, как я определил, двухдневный, несколько немецких грузовиков прошло. Два «опеля» и, кажется, что-то из французских трофеев, а до них несколько бронетранспортеров проезжали.
Осмотревшись и запомнив это место, я поправил сидор и побежал по дороге в сторону аэродрома, изредка бросая взгляды на солнце, чтобы определять, в правильную ли сторону идет дорога. Петляла она, как бык нассал, но в принципе, шла в нужную сторону, смещаясь немного левее, чем мне надо. Ничего, дойду до опушки, а там сориентируюсь.
За все время пути мне так никто и не встретился, хотя однажды что-то мелькнуло, и я, вернувшись немного, присел, чтобы посмотреть на отпечатки подошв, что остались на влажной земле. Тут прошли семеро: трое в советских сапогах, двое в немецких, остальные в гражданской обуви. Даже по разнообразию следов можно было понять, что это партизаны, в крайнем случае полицаи. И те, и те носят все, что под руку подвернется, полицаям только форму выдают. Да и то не всем ее хватает. Но я склонялся все же в сторону партизан, полицаи в лес малыми группами соваться не любят, боятся.
– Утром прошли, – пробормотал я и, посмотрев сперва на одну обочину, потом на другую, повернулся и побежал дальше. Мне эти партизаны были не интересны, свои дела были, не менее важные.
Пробежав еще два километра, я заметил впереди просвет, да и редкое полесье вокруг намекало на близкую опушку, поэтому я замедлил скорость и перешел на шаг. Выйдя на опушку, я с интересом посмотрел, как взлетает «юнкерс» – транспортник, и, хмыкнув, вышел на открытую местность и двинулся вдоль опушки по дороге. Мне нужно было ответвление в сторону аэродрома. Оно было, но прошлось пройти еще три километра. Солнце намекало, что скоро окончательно скроется за горизонтом, так что я направился дальше.
