Сначала она ничего не услышала, а потом… потом за дверью раздались приближающиеся шаги. Неизвестный злоумышленник собирался покинуть квартиру.
Надежду как ветром сдуло. С прытью, необыкновенной для ее возраста, она отскочила от двери и юркнула в нишу за мусоропроводом. Там было темно, и Надежда рассчитывала, что злоумышленник ее не заметит.
Едва она успела спрятаться в нише, как дверь квартиры открылась. На пороге появился человек в темной куртке с капюшоном. Капюшон был низко опущен, так что Надежда не видела его лица. Тем более что незнакомец сразу повернулся к ней спиной, закрыл дверь и побежал вниз по лестнице. Надежда обратила внимание на то, что он прихрамывает на левую ногу.
Выждав пару минут, она вышла из своего укрытия и еще раз взглянула на дверь.
Печать так и осталась сорванной, злоумышленник не потрудился скрыть своего пребывания. Интересно, что он там ищет?
Надежда подумала было зайти в квартиру, раз уж печать все равно сорвана, и посмотреть, где именно он рылся, но тут внутренний голос буквально закричал на нее, и на этот раз она к нему прислушалась: проникнуть в квартиру, являющуюся местом преступления, и вправду было бы верхом авантюризма.
Она спустилась на свой этаж, вошла в квартиру и подошла к окну, выходящему на улицу. И увидела, что по улице удаляется, немного прихрамывая на левую ногу, человек в черной куртке с капюшоном.
Таинственный незнакомец подошел к темной машине, открыл дверцу, Надежда в это время схватила валявшиеся на подоконнике очки и, прежде чем он уехал, успела заметить номер машины. Точнее, буквы-то были ясно видны – ОПА, а из цифр удалось разглядеть только восьмерку и пятерку. И то хлеб!
Она подышала немного прохладным воздухом из открытой форточки и легла в постель, хотя ничуть не сомневалась, что после перенесенных волнений не сможет заснуть. Однако тут же к ней на постель вспрыгнул Бейсик, повозился, устраиваясь поудобнее у нее под боком, и сонно заурчал. И Надежда сама не заметила, как заснула под этот убаюкивающий аккомпанемент.
Проснулась она от звонка в дверь квартиры.
– Что случилось? – проворчала Надежда, спуская ноги с кровати и нашаривая тапочки. – Кого черт принес в такую рань?
Но тут на глаза ей попался будильник, и Надежда увидела, что вовсе не так рано, как она думала: был уже десятый час. Ничего себе поспала!
В дверь снова позвонили.
Надежда тяжело вздохнула, надела халат и отправилась открывать.
На пороге квартиры стоял капитан Семужкин, за спиной у него маячила монументальная фигура Антонины Васильевны.
– Извините, Надежда Николаевна, за столь ранний визит… – начал капитан, но его тут же перебила Антонина:
– Ты что это не открываешь, Надя? Я уж думала, не случилось ли с тобой чего… как с Валентиной.
– Как видите, я цела, – раздраженно ответила ей Надежда и повернулась к капитану: – Ничего страшного, мне давно уже пора вставать. А что случилось?
– Видите ли, ночью кто-то сорвал печать и проник в квартиру потерпевшей. Так вот, я хотел спросить, не заметили ли вы чего-нибудь подозрительного?
В принципе нехорошо разговаривать с человеком на лестнице, хоть бы он и капитан полиции. И Надежда обязательно пригласила бы его в квартиру, и даже чаю предложила, и выпытала бы что-нибудь полезное насчет убийства, осторожно задавая вопросы. Но, во-первых, сейчас она была спросонья и в халате, то есть не в лучшей форме. А во-вторых, Антонина маячила на пороге. И если зазвать Семужкина в квартиру, она уж обязательно протиснется. Просто даже удивительно, такая корпулентная старуха, а умудряется пролезть в любую щель! Всюду нос свой сунет, все разузнает, всем поинтересуется. Нет, в квартиру ее пускать нельзя, потом не вытолкать будет никак…
И Надежда прочно утвердилась в проеме двери, хотя с лестницы немилосердно дуло.
– Да, мне показалось, что ночью над моей квартирой кто-то ходил, – призналась она после недолгого колебания. – Но я подумала, что это… как бы сказать… мне снится или кажется, в общем, не на самом деле, и я снова заснула…
– Во сне чего не покажется… – вроде бы согласно кивнула Антонина Васильевна, но глазки ее буравили Надежду весьма недоверчиво.
Надежда совершенно не собиралась рассказывать капитану, как она пряталась за мусоропроводом и видела убийцу. Возьмут в оборот, потребуют подробного описания, еще фоторобот будут составлять. А что она может сказать? Что она видела, кроме капюшона? Ну, прихрамывает на левую ногу, так может, он ее ушиб или связки растянул. Полиция будет искать хромого, а он уже скачет, как горный козел!
К тому же Антонина непременно растреплет все по дому, и уж если муж узнает… тогда пиши пропало. Нет, Надежда решила молчать как рыба.
– Так вот, это вам не приснилось и не показалось, – строго проговорил Семужкин. – Кто-то действительно хозяйничал ночью в квартире над вами. Мне вот Антонина Васильевна утром сигнализировала, что печать на двери нарушена. Я приехал, а в квартире все перевернуто вверх дном, как после обыска. Жаль, что вы нам ночью не позвонили, когда подозрительный шум услышали, тогда, возможно, мы застали бы злоумышленника на месте преступления и задержали. А так нам остается только гадать, кто это был и что он искал в квартире потерпевшей.
– Я не была уверена… – проговорила Надежда виноватым голосом, – я думала, что мне это показалось…
Капитан хотел было уйти, и тут Надежда неожиданно для самой себя обратилась к нему:
– Извините, я еще вот что хотела спросить… там, в квартире Валентины… потерпевшей… остались очень красивые азалии. Можно я их полью, а то они засохнут? Азалии очень плохо переносят отсутствие полива…
– Ой, Надя, хорошо, что ты про эти азалии вспомнила! – оживилась Антонина Васильевна. – Жалко будет, если они пропадут. Я бы, конечно, к себе домой их взяла, да нельзя ничего брать из квартиры, где человека убили. Примета нехорошая. А надо их куда-нибудь отнести – в поликлинику, к примеру, или в аптеку на углу. И цветы сохраним, и людям приятно… а если ты их один раз польешь, так им ненадолго хватит, потом все равно засохнут.
– Не знаю, может, не положено ничего брать с места преступления, – проговорила Надежда, взглянув на капитана.
– Да ладно, можете взять эти цветы, – махнул рукой капитан. – Все равно это дело уже закрывают, так что там уже не место преступления. Только другого ничего не берите, – спохватился он.
– Как вы могли такое подумать? – возмутилась Антонина Васильевна. – Мы с Надей в жизни ничего чужого не брали, разве что рассаду или отростки кустов, потому что чужая рассада лучше приживается. Примета такая.
Пока капитан не передумал, Антонина Васильевна устремилась на восьмой этаж. Надежду она потащила с собой для компании, та едва успела накинуть на себя что-то поприличнее халата.
Оглядев азалии покойной Валентины, Надежда сказала:
