Один из офицеров гвардейской танковой дивизии называл бомбардировку Кана «завораживающим зрелищем». Вероятно, большинство зрителей считало, что мирных жителей-французов оттуда эвакуировали. «Я присел с сигаретой на берегу реки и стал наблюдать, как в 10–12 километрах от меня на Кан падает 2300 тонн бомб», – писал майор канадского парашютного батальона, находившегося восточнее Орна. «Это было невероятное зрелище – несчастные хреновы гунны!»
Большинство действительно радовалось тому, что видело, однако кое-кого терзали дурные предчувствия. «В голову любому пехотинцу лезли неприятные мысли, – писал капитан колдстримских гвардейцев. – Зачем, черт побери, зачем разваливать город до основания – ведь так его легче будет оборонять?» «Зрелище было ужасное, – писал боец Сомерсетского легкого пехотного полка. – Когда на город падали бомбы, к небу устремлялись языки желтого пламени. От разрушенных домов поднимался дым пополам с пылью. Все вместе превращалось в черную тучу, которая быстро заволакивала вечернее небо». В 10 километрах от места бомбежки чувствовалось, как «земля дрожит под ногами, словно студень».
Трудно представить, что творилось в самом городе, если земля сотрясалась в 10 километрах от него. Впоследствии одного старика спросили, что он чувствовал во время бомбардировки 7 июля. Помолчав, старик ответил: «Представьте себе крысу, зашитую в футбольный мяч, во время международного матча…»
Можно понять, почему 15 000 жителей Кана, оставшихся в городе, несмотря на приказ немцев покинуть его, думали, что бомбардировщики нанесут удар по центру, а не по северным окраинам. Многие считали, что ориентиром послужит старинный замок. От ударных волн те окна, в которых каким-то чудом еще уцелели стекла, лопались и разлетались мелкой крошкой. Лишившиеся крова люди искали укрытия в женском монастыре Нотр-Дам-де-Бон-Секур (Успения Богородицы), но и там им в глаза набивалась пыль, а в горле першило от горького дыма. «Мы чувствовали себя так, словно попали на терпящий бедствие корабль, который терзает чудовищный шторм и который вот-вот пойдет ко дну». Единственная горевшая в монастыре свеча погасла от ударной волны. И все же мать настоятельница спокойным голосом благословляла пришедших, держа в руках «частицу Животворящего Креста Господня».
Повсюду рушились здания, и у лежавших на койках больных при звуке каждого взрыва, при каждой ударной волне от страха расширялись зрачки. Монахини одной рукой подавали им воду, а другой перебирали четки и быстро молились. Экономка священника церкви Сен-Жан-Эд прокричала своему хозяину, когда ее уносили на носилках: «Г-н кюре, сходите в сад. Я закопала там для вас рубашку и дюжину носовых платков. Я спрятала, чтобы вы их не раздавали почем зря».
Когда бомбардировка закончилась, молодые добровольцы из отрядов гражданской обороны пришли в монастырь и призвали всех находившихся там немедленно покинуть здание. Люди вышли через единственную дверь, которую еще можно было открыть. Мать настоятельница первой пошла по улице Фоссе-Сен-Жюльен, высоко подняв ковчег со Святыми Дарами. Это была «грандиозная процессия, под невероятным небом, усеянным звездами и расцвеченным красными вспышками пламени. Повсюду сыпались искры, продолжали громыхать фугасы». По пути к больнице в монастыре Бон-Совер им приходилось переступать через вековые деревья, поваленные взрывами бомб. Руководил эвакуацией один из бойцов отряда гражданской обороны. Другой юноша вернулся в монастырь Нотр-Дам, чтобы не допустить туда мародеров. Он же сумел спрятать большую серебряную статую Девы-Заступницы.
В тот день в Кане был почти полностью разрушен университет на улице Пастера. Жители прятались в старых погребах, полагая, что там безопаснее. Там они и оказались похороненными заживо. На улице Жоль погибло более 30 человек, а в убежище на улице Вогу – еще 50. Офицеры-англичане пришли в ужас, когда узнали от своих коллег из административной службы, что число погибших мирных жителей составило 6000 человек, но это значило бы, что погибла почти половина всего населения, оставшегося в городке. Называли в то время и другую цифру – 2000. На самом же деле число погибших составляло около 350 человек
[201]
. Даже и это количество можно считать страшными потерями, учитывая, что три четверти населения покинуло город, а большая часть оставшихся пряталась в подвалах и погребах.
Жители Кана боялись худшего: ведь немецкие офицеры заявляли, что город станет «французским Сталинградом». Но затем их приободрили явные признаки подготовки вермахта к отступлению. 26 июня начали отход тыловые части. Гестаповцы вернулись, чтобы уничтожить следы расправы над бойцами Сопротивления. А 6 июля немецкие саперы начали разрушать портовые сооружения вдоль судоходного канала. В тот же день фельдкомендатура приказала жителям покинуть город, однако серьезного эффекта приказ не возымел. В самом Кане остался лишь отряд прикрытия из мотопехотинцев дивизии СС «Гитлерюгенд».
Бомбардировка стала двойной катастрофой. Летчики не смогли разрушить немецкие позиции на северных окраинах Кана, зато нанесли огромный урон самому городу. Из опасения случайно задеть готовящиеся к наступлению свои части они сместили бомбардировки к югу, в сторону городского центра, не затронув позиции немцев. Эта ошибка напомнила неудачную попытку американцев нанести удар по береговым позициям в секторе «Омаха». Кроме самого Монтгомери, мало кто считал эту бомбардировку эффективной с военной точки зрения. Изо всех немцев под бомбежку попало только подразделение 16-й полевой дивизии люфтваффе, которая сменила 21-ю танковую дивизии у Лебизе, да еще два танка и минометный взвод дивизии «Гитлерюгенд» на позициях к северу от Кана. Хуже всего было то, что эта атака, как и бомбардировка немцами Сталинграда, превратила большую часть города в руины, что мешало продвижению военной техники и превращало местность в идеальную позицию для обороны
[202]
. Генерал Эбербах сказал, что город представлял собой «груду развалин, через которые почти невозможно было пробраться».
Причиной бомбардировки вечером, накануне дня наступления, называют опасения непогоды на следующий день. Однако метеосводки на 8 июля эту версию не подтверждают. Пусть город и засыпали фугасками, у оборонявшихся немцев было предостаточно времени для подготовки обороны. Потери, понесенные английскими и канадскими войсками как в самом городе, так и на подступах к нему, намного превысили ожидаемые, несмотря на мощную артподготовку. Лес Лебизе был фактически сметен с лица земли, как бывало в Первую мировую.
