Несмотря на уверенность большинства фронтовиков в скором и победном окончании войны, дезертирство из армии продолжалось. Ближе к началу наступления его масштабы заметно возросли. Большинство тех, кто покидал свои части, являлись недавно призванными солдатами — поляками, украинцами, румынами. Увеличение числа дезертиров автоматически означало рост бандитизма, грабежа и насилия по отношению к местному населению. В специальных докладах сообщалось, что некоторые дезертиры отбирают у жителей повозки, загружают их различной провизией и, выдавая себя за возничих той или иной части, покидают прифронтовую зону
[455]
.
Только за первую половину апреля части НКВД 1-го Украинского фронта арестовали в прифронтовой полосе триста пятьдесят пять дезертиров
[456]
. На 1-м Белорусском фронте ситуация была еще сложнее. В докладе, датированном 8 апреля, отмечалось, что в тыловых районах продолжают скрываться еще много военнослужащих, которые выдают себя за солдат, отставших от своих частей
[457]
. На самом деле они являлись дезертирами, которые совершали акты грабежа и насилия. В документе говорилось, что в одной только 61-й армии за последнее время за дезертирство было арестовано шестьсот человек. Приводились также примеры, когда солдаты использовали автомобильный и гужевой транспорт не по прямому назначению, а для собственных нужд. Они подъезжали к какому-либо дому, оставляли повозку на улице, а сами в это время осматривали помещения на предмет наживы. В докладе подчеркивалось, что многие советские солдаты, сержанты и офицеры уже мало напоминали военнослужащих Красной Армии. Отклонения от уставных требований в форме одежды стали совершенно нетерпимыми. Старший командир порой не мог даже определить, находится ли перед ним рядовой солдат или офицер, военнослужащий или гражданское лицо. Имели место и случаи неповиновения солдат своему начальству.
Части НКВД и органы СМЕРШа продолжали смотреть чуть ли не на любого немца мужского пола как на своего врага, которого необходимо отправить в плен. Информация о плохой работе с военнопленными противника (в которые записывали и людей, арестованных во время зачистки территории) нередко доходила до самого Берии. По его мнению, органы, ответственные за эту сферу деятельности, слишком переусердствовали. Дело в том, что из ста сорока восьми тысяч пятисот сорока немцев, отправленных в советские лагеря, только половина была способна выполнять физические работы
[458]
. Кроме того, польские патриоты, ранее боровшиеся с Германией, все еще рассматривались органами НКВД в качестве более опасного контингента, чем сами нацисты.
В Померании и Силезии подразделения НКВД продолжали борьбу против мелких групп немецких войск, пытающихся выбраться с контролируемых Красной Армией территорий за линию фронта
[459]
. Эти группы часто нападали на отдельные машины и повозки с продовольствием. Советское командование отвечало на данные действия самым жестоким образом, то есть так же, как ранее сами немцы на оккупированной территории Советского Союза. Оно приказываю сжигать близлежащие деревни и расстреливать их мирных жителей.
Психологическое состояние советских солдат и офицеров в этот момент было напряжено до предела. Однако они были уверены в своей силе. 10 апреля 1945 года Петр Митрофанович Себелев, ставший подполковником всего в двадцать два года, писал домой, что на фронте установилась необычная и поэтому пугающая тишина. Он рассказал, что недавно к ним в часть приезжали артисты из самой Москвы. Всем бойцам концерт очень понравился. По его мнению, сроки окончания войны зависели только от самих солдат. Далее он рассказал о двух эпизодах, случившихся с ним накануне. Первый касался его визита на передовую. Пройдя вместе с сопровождающим солдатом лес, он вышел к берегу Одера. Неподалеку находилась песчаная коса, которую занимали немцы. На другой стороне реки располагался город Кюстрин. Внезапно вокруг Себелева запрыгали фонтанчики мокрого песка, и почти одновременно он услышал звуки выстрелов. Немцы обнаружили появление советских военнослужащих и открыли по ним прицельный огонь. А всего за два часа до того, как он взялся писать письмо, разведчики привели к нему пленного немецкого капрала. Тот сразу же спросил: "Где я нахожусь, господин офицер? В войсках Жукова или банде Рокоссовского?" Себелев засмеялся и сказал немцу, что он находится в войсках 1-го Белорусского фронта, которыми командует маршал Жуков. Но его очень заинтересовало, почему пленный капрал назвал части маршала Рокоссовского "бандой". Немец ответил: "Они не соблюдают правила войны, вот почему германские солдаты называют их бандой"
[460]
.
Себелев поведал своей семье еще об одной новости. Его адъютант, Коля Коваленко, был ранен в руку и отправлен в тыл. Но он сумел убежать из госпиталя. Себелев сделал ему строгий выговор, на что Коваленко сильно обиделся. Он посчитал, что начальник хочет лишить его чести оказаться первым в Берлине.
У большинства советских солдат вызывало сильное беспокойство быстрое наступление частей союзников на Западном фронте. Политуправление 69-й армии также отмечало, что советские военнослужащие недовольны и медленным продвижением своих войск. Некоторые из них считали, что немцы вполне могут сдать Берлин англичанам и американцам
[461]
.
В 4-й гвардейской танковой армии комсомольские организации с большой тщательностью подходили к вопросу подготовки предстоящего наступления. Они направляли старослужащих солдат делиться своим опытом с недавно призванной молодежью. Те без всяких прикрас рассказывали им о реалиях боевых действий. Комсомольцы помогали также писать письма тем солдатам, у которых были проблемы с грамотностью. Солдаты особенно гордились тем, что купили целый танк Т-34 на свои деньги. Как отмечалось в отчете, танк "Комсомолец" уничтожил уже несколько вражеских бронированных машин и автомобилей, а также раздавил своими гусеницами много фрицев
[462]
. С другой стороны, на партийных собраниях не раз подчеркивалось, что коммунисты должны активно бороться за укрепление дисциплины в частях, пресекать акты грабежа и пьянства
[463]
.
Тем временем артиллерийские командиры были озабочены вопросом будущего пополнения своих подразделений — после начала активных боевых действий
[464]
. Они прекрасно понимали, что, как только их батареи достигнут Берлина, потери среди солдат резко возрастут. Их беспокойство было обоснованным, поскольку орудиям предстояло вести огонь прямой наводкой. В связи с этим отдавались приказы, чтобы каждый номер в орудийном расчете знал не только собственные обязанности, но и обязанности своего товарища. В каждом полку готовился специальный резерв из подготовленных в артиллерийском деле военнослужащих, призванных заменить погибших и раненых бойцов.
