Химик молча опустился на сиденье напротив, и Ким догадался, что на этот раз они столкнулись не случайно. Петер хотел видеть его. Но как он его нашел?
Пластфон! Конечно… Синтеты вернули его – и следили за ним, как за камешком на игровой доске.
Ким очень надеялся, что его лицо не выдает того страха, который вызывала в нем мысль об одержимых и на все готовых синтетах в одном с ним вагоне. Может, наброситься на Петера, пока не поздно, и приставить к его горлу… ключ на десять? Ничего более подходящего у него нет.
– Я хочу поговорить, – лицо у Петера было каменное, но Киму показалось, что химик исподтишка его изучает.
– Сильно рискуете, – пробормотал Ким, – Вас пол-Города ищет, а вы умыкаете целый поезд, чтобы поговорить.
– Крадут чужое, – холодно ответил синтет. – Ты думаешь, поездами управляют саморожденные?
– Что вам нужно? – спросил Ким. Лезть на рожон было неумно, но Петер вызывал у него отвращение.
– Мне нужно, чтобы наши требования были выполнены, – ответил Петер. Богатством воображения он не отличался.
– Это не ко мне, – буркнул Ким, – К Триаде поезжайте.
– Триада не хочет слушать нас. Но они могут выслушать тебя.
– Что?! – Ким вытаращил глаза. – С чего вы взяли?
– Ты говорил с Советом, и Совет тебя послушал.
– Совсем не так, – запротестовал Ким. – Я говорил только с одним, и…
– Одного достаточно. Если вторым будет Эдо, они должны будут подчиниться. Таков закон.
– А с чего вы взяли, что Эдо будет вторым?
– Ты поговоришь с ним.
Снова-здорово. Что вбил себе в голову этот ненормальный?
– Я механик, стажер! Эдо – консул Триады. Вы ничего не напутали, нет?
– У тебя есть над ним власть, – бесстрастно произнес Петер. – Готам слышал, как вы разговаривали.
– Готам ошибся, – сердито сказал Ким.
– Может быть. Но даже если так, ты имеешь большую ценность для Эдо. Разве он не относится к тебе по-особому?
Ким невольно замешкался с ответом. По-особому? Ну да, Эдо всегда был с ним вежлив, но он просто сам по себе такой. Правда, они несколько раз встречались с глазу на глаз… Ну и что с того? Консул думал, что он что-то знает, и тоже хотел это узнать.
– Знаете что? – мрачно сказал Ким. – Если даже Эдо вдруг заинтересуется моим мнением, я ему посоветую не иметь с вами никаких дел. Я… – Ким чуть не выпалил, что знает про мультиботов, но вовремя сообразил, что в сложившейся ситуации такое признание вряд ли пойдет ему на пользу.
– Готам сказал, что ты – неравнодушный человек, – заметил Петер. – Ты не захочешь, чтобы кто-то пострадал. Мы тоже этого не хотим. Убеди их сделать так, как мы просим, и никто не пострадает. Подумай.
– Подумаю, – проворчал Ким. Подумать было о чем: тогда он отказывался помогать Эдо, сейчас – Петеру; за кого он вообще? И что они все так в него вцепились, ей-богу?
– Хорошо, – сказал синтет и, не добавив ни слова, поднялся с места. Ким с тихой злостью смотрел, как они со свитой выходят из вагона. А злился он потому, что совершенно не понимал, что ему теперь делать и что думать.
Нормальные люди сидят по домам в одиночестве и режутся в «угрозу» по сетке. А он завсегда в приятной компании: не консулы, так преступники. Что за везение такое: где что неладно – там сразу он, Ким?!
Состав мягко тронулся, и Ким всей душой понадеялся, что он возвращается на нормальную городскую линию. Предстояло еще исхитриться прошмыгнуть в синтет-сити, не попавшись на глаза патрулю.
Поезд еле тащился и в конце концов встал перед дверью, закрывавшей тоннель. Через пару секунд дверь открылась, но с места они не тронулись. А потом Ким увидел человека, неторопливо шагающего вдоль состава. Человек дошел до его вагона и плавно заскочил внутрь. Состав опять двинулся.
– Здравствуй, Ким, – сказал Сенна, садясь напротив, как до него Петер.
Ким почему-то даже не был особенно удивлен. Вместо этого на него напал приступ веселья, и он едва удержал смешок.
– Здрасьте, господин псикодер. А я знаю: вы пришли дать мне новую задачку и посмотреть, как я над ней попотею.
– Что ты, – Сенна приподнял бровь. – Просто еду домой, попросил подкинуть.
Ким молчал Сенне назло. Он не спросит, что псикодер тут делал. Зачем встречался с Эдо и вообще приехал из Коллектора. Нет, он ни словечка не проронит, даже если Сенна доедет с ним до самого восьмого. Пошел он вообще на фиг.
– Господин старший анализатор Эдо вызвал меня для консультации, – невозмутимо сказал Сенна. – По проблеме с синтетами.
– Почему? – Ким обругал себя последними словами, но вопрос уже вылетел.
– Не в последнюю очередь потому, что я синтет, – объяснил Сенна. – А еще потому, что я обладаю некоторыми, скажем так, способностями.
Ким боролся с собой. Он ведь и так уже заговорил, поэтому…
– Я хочу задать вам один вопрос, господин псикодер, – сдержанно начал он, – Один ма-аленький вопросик. Можно? Вы, конечно, мне не ответите, но я все равно спрошу. Скажите, все синтеты – твердолобые, бесстрастные, холоднокровные подонки? Это врожденное? Или, может, мне просто везет на самых выдающихся?
Надежда вывести Сенну из равновесия не оправдалась – как всегда. А как это было бы прекрасно!
– Ты хочешь знать, от рождения ли синтеты малоэмоциональны? – уточнил Сенна как ни в чем не бывало. Если так, то да, от рождения. Об этом мало кто знает, но всех нас делают такими в обязательном порядке.
Этого Ким не ожидал.
– Зачем?
– Во-первых, исторически считается, что эмоции мешают работе, а синтетов создают в первую очередь для работы. А во-вторых, затем, что эмоциональное существо легче вывести из равновесия, поместив его в тяжелые условия. Например, на токсичное производство под землей. Оно может отчаяться, стать слезливым, истеричным, агрессивным или аутоагрессивным. Сойти с ума, в конце концов. А кому нужны психи в химическом блоке?
– А эти кто, по-вашему?! Не психи?! – завелся Ким, – Вы знаете, что он собирается сделать, ваш друг Петер?!
– Знаю, – уронил Сенна. – Но пока есть возможность решить проблему иначе, он этого не сделает. В этом огромное преимущество борьбы с рациональным противником. Петер не психопат, он не собирается убивать направо и налево просто из ненависти. Уже одно то, что он попытался использовать тебя, это доказывает.
– Тот, кто ничего не чувствует, может убить просто потому, что ему это легко! – яростно возразил Ким, – В «восемь-семь» он это уже делал!
– Ты же не веришь в то, что синтеты вызвали болезнь в «восемь-семь», – заметил Сенна. – А потом, я не сказал, что он ничего не чувствует. Эмоциональная реакция синтетов гораздо слабее, и я вряд ли расплачусь над трогательной киносценой. Честно говоря, вряд ли кто-то из нас расплачется вообще когда-нибудь. Но чувства и эмоции – не одно и то же. Синтеты чувствуют боль, страх, интерес, могут удивляться, ценить других людей и по-своему любить их, – последнее Сенна произнес таким тоном, словно никак не мог одобрить подобное.
