Советское командование требовало все больше территорий под неуклонно расширяющиеся базы, аэродромы, береговые укрепления, танковые полигоны и военные городки, например, предоставления «в исключительное пользование Военно-морского флота СССР города и района Палдиски». При этом отчуждение земли, эвакуация жителей и возмещение ущерба эстонским гражданам осуществлялись за счет эстонского же бюджета. В Таллине, военной базой по договору не являющемся, моряки-балтийцы занимали городские здания и дома, купленные и арендованные якобы для служащих советского торгпредства, обустраивали в них военные учреждения и выставляли на входе вооруженных часовых. Советские командиры, несмотря на протесты эстонской стороны, всюду ходили с личным оружием, ибо: «Оружие – принадлежность формы».
Численность войск постоянно увеличивалась и начинала превышать установленный порог. Но когда посланник Рей обратился к Потемкину с вопросом, почему на 7 февраля советский контингент в Эстонии уже превысил 27 000 человек, Владимир Петрович, не моргнув глазом, ответил, что гарнизоны береговых батарей ВМС не относятся к сухопутным силам, а потому «не считаются». В начале марта Молотов поставил вопрос о дополнительном вводе в Эстонию еще 2000 бойцов и двух инженерно-строительных батальонов. Отвергая возражения Рея, Молотов указал посланнику на тот факт, что пактом обусловлено право СССР держать в целях охраны баз и аэродромов определенное количество наземных и воздушных сил, «то есть количество морских сил в данном случае не ограничено» (то есть 25 000 солдат предназначены для охраны советских объектов, сколько войск размещено на самих объектах – наше дело; при таком подходе стоило, пожалуй, сформировать дивизию морской пехоты, а лучше три). А кроме того, эстонцы вообще не умеют считать: «Советский Союз даже не использует предоставленного для соглашения лимита и содержит в Эстонии только около 22 тыс. человек. Что же касается строительных батальонов, то это не войска, а организованные по-военному рабочие», и потому тоже «не считаются». В итоге 7 марта эстонское правительство, идя навстречу всем пожеланиям, «охотно разрешило» ввод на советские военно-морские базы 9 инженерных батальонов по 1200 человек в каждом, 5000 специалистов по морским техническим работам и 1200 человек инженерно-технического персонала.
Правда, при этом в связи с испытываемыми финансовыми затруднениями просило Москву выделить хоть какие-нибудь средства на проведение планируемой массовой эвакуации населения (целыми поселками) и возмещение убытков. Денег они так и не получили. Согласно объяснению, данному Молотовым 28 апреля, Эстония «не участвует в наших расходах по военному строительству, несмотря на пакт о взаимопомощи», но должна заплатить за то, что «избегла возможности быть вовлеченной в войну». А между тем обстановка сегодня «более тревожная», чем осенью прошлого года, первое место должны занимать стратегические интересы, они у нас – обоюдные, а не только советские.
Согласно постановлению, подписанному генералом Лайдонером, в городах, располагавшихся поблизости от советских баз, иногородние граждане могли пребывать не более трех дней либо брать разрешение у полиции. Не имеющие разрешения, в том числе и местные жители, подлежали принудительной высылке. Фактической цензуре подвергалась пресса.
О тенденции к умертвлению внутренней политической жизни и нерадостных прогнозах писала 27 апреля таллинская газета: «Понятию нейтралитета именно в последний момент пытаются придать невиданное доселе наполнение. Если раньше обязательства по нейтралитету главным образом распространялись на официальные акты и действия государственных властей, причем под сенью государственного суверенитета у граждан оставались широкие возможности неискаженно выражать личные убеждения и по-прежнему без помех жить своей жизнью во всех областях, теперь в воюющих государствах стремятся вычленить из личной и общественной жизни «позицию», которая квалифицируется как совместимая или несовместимая с курсом нейтралитета, официально проводимая государством. Особенно пытаются такую «позицию» вычитать из газет, не только из их содержания, но также из размеров шрифта, длины строк и способа расположения статей. В результате этого между государствами уже возникли недоразумения, но понятно, что при углублении подобной тенденции суверенность малых нейтральных государств из-за постоянных вмешательств может превратиться в чистую иллюзию».
То есть прибалты при виде своих «защитников» обязаны были изображать радость, пресса – работать в духе «Правды» и «Известий»:
«Пресса постепенно все больше переходит от комментирования событий к их регистрации, причем правда и ложь (что особенно процветает во время войны) предстают в неразделимой смеси, и по этой причине в широких слоях пропадает доверие к тому, что выдается за отражение реальности, и теряется способность оценивать события. Сопереживания событиям во внешнем мире ослабевает, интерес к политике и политической мысли угасает. Предприимчивость и бодрость объявляются злом, безразличие – добродетелью. Внешняя политика становится «приоритетом», при том, что всякие внешнеполитические переживания отсутствуют. «Приоритет внешней политики» проявляется лишь в позиции негативизма, постепенно распространяющейся на внутриполитические заявления, что означает насильственное укрепление пассивности… А свобода политической деятельности, независимость и есть то, чем, по существу, независимое государство отличается от полунезависимого, превосходя по значению внешние атрибуты власти. Дойдя до стадии политического безразличия и потеряв опережающую события движущую силу, общество сможет лишь по инерции волочиться вперед, не реагируя даже и тогда, когда наступит момент, быть может, решающий для его существования. Пассивное общество представляет собой подходящую арену и для всякого рода чужих козней».
До чего актуально!
В мае, в ходе переговоров по поводу заключения соглашения об отводе земельных участков под строительство советских военных объектов, эстонская делегация с удивлением узнала, что Красная Армия поселилась у них навсегда. Генерал А. Траксмаа писал министру иностранных дел: «Мы надеялись, что корпус, в соответствии с конфиденциальным протоколом, предназначен только на время войны и что после войны он покинет территорию Эстонии, в связи с чем все районы его дислокации, постройки и аэродромы были временными. Иллюзии рассеялись во время разговора с Молотовым 11 мая, когда он выразил в прямом смысле удивление по поводу того, что мы в своем предложении вообще делаем различие между наземными войсками и морскими вооруженными силами – в смысле продолжительности их местонахождения. «Параграф 3 Пакта ясно предусматривает, что наземные и воздушные войска остаются в Эстонии на все время действия Пакта. Конфиденциальный протокол предусматривает их количество только в размере 25 000. Мы признаем, что это только на время войны. После войны мы договоримся с эстонским правительством о новом количестве. Но для нас важно, чтобы места, где мы будем строить, были бы определены на все время действия Пакта (то есть на 10 лет). Эти постройки обойдутся нам дорого – невозможно, чтобы после войны мы должны были бы их оставить и перейти куда-нибудь в другое место». Вопросы отчуждения земли у жителей, проблемы их массового выселения и трудоустройства Вячеслава Михайловича вовсе не волновали, советский нарком не видел здесь никакой проблемы: землю надо просто национализировать, и тогда у государства вместо расходов по компенсации будет чистая прибыль; безработных наймем на строительство военных баз; выселяемые жители – потерпят: «Это важно в военном отношении, и все остальное должно быть принесено этому в жертву. В своей стране в таких случаях мы требуем гораздо больших закрытых территорий и гораздо более строгого порядка».
