Власов не мог отказаться от назначения, хотя прекрасно понимал, в какую задницу его засунули. «В беседе с Зуевым и Виноградовым, — рассказывал на допросе бывший генеральский адъютант майор И. Кузин, — Власов неоднократно говорил, что великие стратеги — это он по адресу товарища Мерецкова — завели армию на гибель. Власов по адресу Мерецкова говорил так: звание большое, а способностей… — и дальше недоговаривал, но давал понимать». Мерецков в это время докладывал о «разрыве в обороне противника», о 75-тысячной группировке, которую он в скором времени окружит и истребит, но «запланированному наступлению не суждено было свершиться».
Генерал Хозин, с прибытием в Ленинград Говорова оказавшийся в таком же положении, что и командующий Волховским фронтом, провернул свою комбинацию. Он доложил Ставке, что главной причиной провала Любанской операции является отсутствие взаимодействия между Ленинградским и Волховским фронтами: «Мы действуем разрозненно. В январе начал наступление Волховский фронт, Ленинградский фронт его не сумел по-настоящему поддержать, потому что войска 54 А были истощены в людском и материальном отношении. В феврале месяце истощился Волховский фронт. Ленинградский накапливал силы. В конце февраля и в марте месяце начал наступать Ленинградский фронт, но, не поддержанный Волховским фронтом, также выдохся. На днях вновь начал наступать Волховский, Ленинградский не в состоянии поддержать, т. к. дивизии 54-й армии выдохлись. Такое положение в дальнейшем терпимым признать нельзя. Действия должны быть одновременными, которые не позволили бы противнику маневрировать своими резервами и парировать наши удары».
Вывод: фронты необходимо объединить, доверив дело прорыва блокады одному единоначальнику, конкретно — генералу Хозину.
Маршал Б.М. Шапошников выступил против такого предложения, однако Сталин встал на позицию хитроумного командующего, и 20 апреля была подписана директива о преобразовании Волховского фронта в оперативную группу в составе Ленинградского фронта. Генерал армии Мерецков, вместе с накопленным «опытом», направлялся на Западное направление, заместителем к Жукову.
23 апреля генерал Хозин с «директивой в кармане и в весьма веселом настроении» появился в Малой Вишере.
Мерецков по пути к новому месту назначения побывал в Ставке и доложил Сталину, что 2-я ударная армия «совершенно выдохлась и в имеющемся составе не может ни наступать, ни обороняться. Ее коммуникации находятся под угрозой ударов немецких войск. Если ничего не предпринять, то катастрофа неминуема». Необходимо принять одно из двух решений: либо значительно усилить армию войсками и техникой, либо как можно быстрее отвести ее на линию дорог Чудово — Новгород. Кириллу Афанасьевичу пообещали учесть высказанные соображения.
Командующим Ленинградской группой войск стал генерал-лейтенант Говоров. Назначения на Западный фронт получили генералы Федюнинский и Галанин. В командование 54-й и 59-й армиями вступили генерал-майор А.М. Сухомлин и генерал-майор И.Т. Коровников. 8-ю армию принял генерал-лейтенант Ф.Н. Стариков. После проведенной организационной и кадровой реформы командующий объединенным фронтом и одновременно Волховской группой войск мог полностью сосредоточиться на любанском направлении. Для этого в распоряжении Хози-на в составе шести армий и трех корпусов имелось 39 дивизий, 14 стрелковых и 6 танковых бригад, 15 отдельных батальонов, 24 отдельных артиллерийских и 7 гвардейских минометных полков, в которых насчитывалось 356 тысяч бойцов и командиров, 4328 орудий и минометов, 191 танк, несмотря на то что с начала операции советские войска потеряли убитыми и ранеными 308 367 человек — почти 100 % от первоначального состава.
Ленинградцы пережили первую военную зиму, самую страшную. Наибольших размеров смертность достигла в начале февраля. В отдельные дни умирало 4500–4700 жителей. В феврале умерло 96 тысяч человек. На этот же месяц пришелся пик людоедства — 612 человек были арестованы «за употребление в пищу человеческого мяса» (всего до весны 1943 года отловили более 2 тысяч). В Сестрорецке и на станции Разлив в течение трех месяцев орудовала банда из шести женщин-людоедов. Нынешняя германская Фемида полгода искала подходящую статью для каннибала-гомосексуалиста; советская, не мучаясь тонкостями юриспруденции «в условиях особой обстановки», всем лепила статью 59-3 УК РСФСР — бандитизм. Поначалу решением Военного трибунала их расстреливали поголовно. Позднее стали различать убийства «с целью поедания мяса убитых» и просто «поедание трупного мяса», во втором случае по той же статье — по аналогии — давали до 10 лет лишения свободы. Интересно, что 41 % привлеченных к уголовной ответственности за эти преступления составили гегемоны-рабочие, а получавшие вдвое меньший паек^служащие — лишь 4,5 %.
Город был буквально завален трупами, в основном «не безусловно нужных» граждан. «Если в декабре еще значительную часть умерших транспортировало на кладбище население, то в январе это резко сократилось, — сообщал начальник Управления предприятий коммунального обслуживания исполкома Ленсовета А. Карпушенко. — Приняло большие размеры такое явление, когда покойников стали в массовом порядке подбрасывать к больницам, поликлиникам, выбрасывать на лестницы, во дворы и даже на улицах города. Организации и предприятия вывозили из города трупы умерших людей и, боясь, что администрация кладбищ от них не примет, за отсутствием документов, сваливали трупы незаметно для сторожей на кладбищах или улицах вблизи них. На Кременчугской улице у наружных дверей покойницкой больницы им. Боткина ежедневно беспорядочно в куче лежали подброшенные покойники. Кроме того, их можно было часто по утрам видеть выброшенными к воротам домов, на лестницах». Аппарат Управления треста «Похоронное Дело», несмотря на дополнительную прогрессивную выдачу работникам хлеба и водки, оказался к таким масштабам не готов.
«За непринятие мер к заготовке нужного количества запасных траншей и упорядочению работы кладбищ» перед Новым годом был арестован и осужден к восьми годам руководитель треста Кошман. Но это было лишь начало: «Последние дни января и февраль месяц были периодом, когда количество захоронений достигло наивысшей точки. В больницах, госпиталях, на эвакопунктах и в районных моргах скопилось большое количество трупов… В течение значительного количества дней февраля месяца только на Пискаревское кладбище привозили для захоронения 6–7 тысяч трупов в сутки… 3 февраля 1942 года Исполком Ленгорсовета принял решение об использовании под братскую могилу имевшегося на Богословском кладбище песчаного карьера, который был заполнен в течение 5–6 дней 60 тысячами трупов людей. Под захоронение были использованы и бомбовые воронки на Богословском кладбище, в которые захоронено около 1000 трупов. Позже было решено использовать под захоронение часть противотанкового рва, расположенного рядом с карьером с северной стороны, где было тоже захоронено больше 10 тысяч покойников. На северной окраине Серафимовского кладбища имевшиеся 18 волчьих ям, подготовленных как противотанковые препятствия, были использованы под захоронения, и в них было похоронено около 15 000 трупов. Но темпы поступления на кладбища трупов значительно обгоняли быстро нарастающие темпы заготовки траншей, а поэтому и проведение мероприятий по использованию под захоронение карьера и волчьих ям не устраняли диспропорцию между наличием готовых траншей и завозом на кладбище трупов. На Пискаревском кладбище количество незахороненных трупов, сложенных в штабеля длиною до 180–200 метров и высотою до 2 метров, за отсутствием траншей, в отдельные дни февраля достигало 20–25 тысяч; на Серафимовском кладбище трупами были забиты морг, церковь, и часть их лежала просто на кладбище. Штабель трупов около 5 тысяч лежал и на Болыпеохтинском кладбище, там же полностью был заложен трупами морг. На кладбище Жертв 9-го Января в сенном сарае лежало около 3 тысяч незахороненных трупов. Такое положение на кладбищах длилось до конца февраля месяца 1942 года…»
