Южнее продолжались «опыты» над шестью дивизиями 55-й армии (43, 85, 90, 70, 125, 268-й), пытавшимися при поддержке 123-й танковой бригады КВ и двух танковых батальонов овладеть Усть-Тосно и клятым рвом. Здесь наблюдалась идентичная картина: героизм без снарядов, требовательность вместо разведки, трибунал взамен грамотной подготовки и организации взаимодействия.
Вдоль Кировской железной дороги на Усть-Тосно наступала 85-я стрелковая дивизия генерал-майора Любовцева. «Наступление, если на него смотреть со стороны, было впечатляющим и, пожалуй, устрашающим, — вспоминает бывший командир 103-го стрелкового полка СМ. Бардин. — Через наши головы с воем и свистом летели снаряды и там, за р. Тосной, в стане врага с грохотом рвались, поднимая вверх куски мерзлой земли, перемешанной со снегом. Передний край немцев окутался сплошным облаком густого дыма. Все это хорошо нам было видно, еще больше будоражило. Мы ускорили шаг.
В эти минуты никто из нас ни о чем не думал, кроме предстоящего боя. Одно было на уме: выиграть его! С каждым пройденным метром возрастал азарт, ведь враг молчал. Значит, был ошеломлен, прижат артиллерийским огнем к земле. Наверняка были и прямые попадания в расположение фашистов.
Я с надеждой смотрел на своих бойцов. Почти трехтысячная масса вооруженных людей, верилось мне, могла сокрушить на своем пути все, выйти на заветный противоположный берег реки и вторгнуться в расположение противника. И кое-кто уже пересек ледовый рубеж, стал метать фанаты. «Заговорил», устроившись за бугорком на берегу, и один из наших пулеметов. Но в это самое время артиллерийская подготовка закончилась и стало тихо. Тишина пугала. Показалось, она оголила нас. Я обернулся, посмотрел на ряды наступающих и ужаснулся: основная масса бойцов все еще находилась на середине пути. И в это время на ряды наступающих полетели вражеские крупнокалиберные снаряды. Фашисты, как выяснилось потом, открыли массированный артиллерийский огонь с правого фланга. Стреляли с ожесточением, одновременно из нескольких батарей. Гибельным для нас оказалось то, что им никто не мешал: ни наша артиллерия, ни авиация. Налет вражеской артиллерии произошел так неожиданно, что мы растерялись. Вмиг была нарушена стройность движения. Под огнем противника начали гибнуть уже поверившие в свою победу командиры и бойцы.
Вражескими снарядами были накрыты почти все девять рот. Местность заволокло дымом. Над болотом стоял оглушительный грохот. Крики командиров и вопли раненых были едва слышны.
Я с оцепенением смотрел на расстреливаемые ряды рот, на взлетавшие вместе с землей тела убитых, на корчившихся от боли раненых. Меня охватил озноб. Атака в мгновение захлебнулась. Полк на глазах стал таять… Пришла мысль связаться с артполком и попросить их подавить батареи противника. Но мне ответили, что еще не подвезены снаряды, а те, что были, израсходованы во время артиллерийской подготовки».
Зато набрались боевого опыта, выросли и окрепли кадры.
«Узнав о трагическом наступлении в соседней дивизии, — пишет полковник В.К. Зиновьев, — я в беседе с подполковником Сенкевичем неодобрительно отозвался о подготовке и осуществлении таких малоэффективных операций. Ян Петрович посмотрел на меня прищуренными глазами и ничего не ответил. Вскоре после разговора с подполковником Сенкевичем меня вызвал генерал Богайчук. Поздоровавшись, он без всяких обиняков спросил:
— Вы утверждаете, товарищ Зиновьев, что неправильно планируются и осуществляются операции по использованию ударных частей?
Я понял, что мое мнение по этому вопросу генералу доложил начштаба. Будучи уверенным в своей правоте, ответил:
— Очень неправильно, товарищ генерал. Вот бы собрать все ударные части в один кулак! И Красный Бор не устоял бы…
Генерал заинтересованно посмотрел мне в глаза, а потом сказал:
— Вот взгляните, товарищ Зиновьев, на мою карту. Может быть, таким образом надо было бы использовать наши силы? Не находите ли вы такой кулак на моей карте?
Я был потрясен. На карте генерала было отражено мое решение…
— Точно так и я думаю, — пролепетал.
— Вот так, товарищ Зиновьев! Мы с вами окончили одну и ту же академию. Вот наши решения и совпали. Но нашего с вами мнения никто не спрашивает. И это диктует очень сложная обстановка. Все стремятся побыстрее избавиться от блокады и голода. Об академических решениях мало кто думает. Это, конечно, трагедия. Но в этой трагедии есть и положительное. Мы не даем фашистам покоя. Ни на шаг не отступили, а наоборот, стараемся у них отвоевать…
После этой беседы с генералом я стал относиться к нему с еще большим уважением. Он стал спрашивать иногда, глядя на меня: «А как бы вы решили в академии?»
Если быть точным, то это немцы — 122-я и 121-я пехотные дивизии, являясь обороняющейся стороной, не отступили ни на шаг.
Боевые действия велись круглосуточно. В 55-й армии тоже подбирали смельчаков для подвигов. Каждую ночь на передовую выходили так называемые блокировочные группы из 10–12 человек. Вооруженные фанатами и автоматами, они были призваны разрушать вражеские доты, которые была неспособна нейтрализовать советская артиллерия. Из блокировщиков мало кто оставался в живых.
А наутро на немецкие пулеметы снова шла в атаку пехота с ружьями наперевес. Танки, прибывавшие с Кировского завода, вязли в трясине, не доходя до переднего края, а если доходили — не могли преодолеть противотанковый ров, подбивались, и новой заботой становилась эвакуация бронированных машин в тыл, иначе противник превращал их в новые огневые точки.
Из донесения 70-й стрелковой дивизии от 5 ноября: «Сформированы две блокгруппы, имеющие три танка с бронесалазками, десять автоматчиков, пять саперов. 252-й и 329-й полки с блокгруппами пытались уничтожить дзот на южной окраине Усть-Тосно. Танки подбиты огнем до проволоки. Пехота залегла под артиллерийско-минометным огнем перед проволочным заграждением». К 18 ноября в 70-й дивизии оставалось: в 252-м полку — 42 активных штыка, в 329-м — 70, в 8-м — 130 штыков.
Из доклада начальника штаба 90-й стрелковой дивизии полковника Цуканова: «Опыт предыдущих боев показал, что метод использования наших сил в настоящее время не дал нужных результатов, поэтому должен быть пересмотрен. Части дивизии несли большие потери, не выполнив поставленных задач. Не учитывался противостоящий противник, организация обороны, не уточнялись огневые средства. Отсюда — наступление вслепую. Неясности в обстановке пытались компенсировать введением в бой больших сил, что не оправдывалось обстановкой и приводило к большим потерям и нарушению в управлении».
Снова Д.В. Иванов: «27 ноября поступил новый приказ штаба армии: «268-й СД захватить противотанковый ров, сделать проходы танкам, овладеть сараями у отметки 12,7». Атака, рассчитанная на внезапность, не принесла успеха: слишком малочисленны были наши полки, слишком хорошо организован пулеметно-ружейный огонь фашистов. Наши подходили ко рву на 50—100 м, но в стрелковых взводах оставалось по 10–15 человек, и атаковать было уже некому.
Из донесения 268-й стрелковой дивизии: «76-миллиметровые пушки образца 1930 г. не смогли разрушить огневые точки противника. Во время атаки ОТ были живы и открыли ураганный огонь по атакующим. Приданные три танка не смогли преодолеть противотанковый ров».
