К полудню 16 февраля Харьков заняли советские войска, при этом «город не подвергся сильным разрушениям, а некоторые заводы, частично использовавшиеся немцами для ремонта боевой техники, достались прямо на ходу». Мощностью этих заводов не терпелось воспользоваться техникам 3-й танковой армии. Штаб армии следующим образом оценивал состояние танкового парка на 18 февраля:
«432 машины, из коих 122 продолжали стоять и ремонтироваться на дорогах Бутурлиновка — Кантемировка, и 214 машин, будучи подбитыми на поле боя и технически неисправными, находились на дорогах (и на поле боя) Кантемировка — Россошь — Карпенково — Алексеевка — Валуйки — Харьков — Валки — Мерефа, из них 163 танка в движении от станции Икорец.
Всего, таким образом, находилось в ремонте, стояло на дорогах и двигалось в части армии 336 машин (в т.ч. и 163 танка новых)».
Город наводнили войска всех родов войск. Генералы выясняли, кому же принадлежит «честь освобождения Харькова», Голиков подводил итоги «социалистического соревнования».
Генерал Казаков так описывает свою встречу с Рыбалко на одной из городских улиц: «Я упрекнул его, почему в Харьков непрерывным потоком продолжают вливаться все новые и новые колонны 3-й танковой армии, тогда как по приказу ей надлежит наступать южнее Харькова на Люботин. П.С. Рыбалко пытался объяснить, что в Харьков вошли лишь тылы танковых корпусов и бригад, чтобы использовать здешнюю индустриальную базу для восстановления техники. Это звучало как будто убедительно, но мы уже начали ощущать результаты переполнения города войсками. В Харькове обосновались тогда три армейских штаба со всеми своими частями обслуживания. Кроме того, 40-я армия ввела в город три стрелковые дивизии, 69-я армия вступила сюда четырьмя стрелковыми дивизиями и одной стрелковой бригадой, 3-я танковая — двумя танковыми корпусами и двумя стрелковы-ми дивизиями. Ничего хорошего это не сулило… Надо было уходить из города, и как можно быстрее».
По случаю освобождения четвертого по величине города Советского Союза генералу А.М. Василевскому 16 февраля 1943 года было присвоено звание маршала — впечатляющая военная карьера, если вспомнить, что всего полтора года назад он был генерал-майором. Через пару дней Александра Михайловича отозвали в Москву, а оттуда направили координировать «разгром» группы армий «Центр».
Таким образом, в первой половине февраля войска Воронежского, Юго-Западного и Южного фронтов, наступая более чем в 800-километровой полосе, продвинулись еще на 150–300 километров и освободили Курск, Харьков, Белгород, Ворошиловград, Ростов и сотни других населенных пунктов. Вражеские войска понесли большие потери.
Советские газеты писали о новых Каннах: «Взятие Харькова — новая замечательная победа советского оружия, торжество сталинской стратегии, уже принесшей богатые плоды нынешней зимой… Теперь уже мы, а не немцы, планируем дальнейший ход войны… Все блистательные успехи нашей военной мысли объясняются прежде всего тем, что в основе военной доктрины Красной Армии лежат испытанные принципы самого мудрого учения в мире — учения Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина».
Вместе с тем силы фронтов значительно ослабли, коммуникации растянулись, аэродромное базирование отстало. Для выполнения новых наступательных задач соединения и части нуждались в пополнении личным составом, боевой техникой и материальными средствами.
Харьков, по выражению Штеменко, был взят войсками Воронежского фронта «на последнем дыхании». Командование 3-й танковой армии доносило Военному совету Воронежского фронта: «Войска требуют хотя бы суточного-трехсуточного отдыха и приведения себя в порядок, приема пополнения. За эти дни части понесли очень большие потери в людском составе и матчасти, особенно большие потери в командном составе». Армия потеряла 22,5 тысячи человек — треть первоначального состава, 108 орудий, 179 минометов, в безвозвратные потери записано всего 45 танков, но на ходу в шести танковых бригадах имелось 110 боевых машин. В дивизиях 40-й армии насчитывалось по 3,5–4 тысячи человек.
Постепенно стало затухать и наступление Юго-Западного фронта, а резервов для наращивания силы удара не было. Войска были не в состоянии выполнять поставленные задачи. На их боеспособности отрицательно сказывались серьезные перебои в материальном обеспечении: разрыв между войсками и тыловыми базами уже превышал 300 километров, железнодорожные коммуникации еще не были восстановлены, подвоз грузов осуществлялся только автотранспортом, сильно изношенным и малочисленным. К 17 февраля 6-я армия, занявшая Павлоград, и 1-я гвардейская вышли на подступы к Днепропетровску и Запорожью. Но все попытки подвижной группы фронта развить удар в южном направлении успеха не имели.
Армии Южного фронта, преследуя соединения группы Холлидта, 17 февраля достигли реки Миус, где и были остановлены. Все попытки прорвать этот заранее подготовленный и укрепленный рубеж с ходу оказались безуспешными. Немцам удалось остановить советские войска и стабилизировать фронт севернее Таганрога.
Потери Воронежского фронта убитыми и ранеными за полтора месяца безудержного наступления составили с начала года 96 тысяч человек, 13-й армии Брянского фронта — 37 тысяч, Юго-Западного фронта — 122 тысячи, Южного фронта — 130 тысяч бойцов и командиров.
В танковых корпусах оставалось очень мало исправных машин. Только в ходе Воронежско-Харьковской стратегической операции безвозвратно сгинуло более тысячи танков. Обеспеченность войск горючим составляла 0,5–0,75 заправки, а боеприпасов к орудиям и минометам — 0,3–0,5 боевого комплекта. Войска практически лишились воздушной поддержки: авиация «летала мало и с очень удаленных аэродромов». К середине февраля в результате длительных и ожесточенных сражений наступательные возможности фронтов, по существу, были исчерпаны.
Но военачальникам всех степеней кружил голову запах побед и сопровождающий его «звездопад». Генерал Голиков ежедневно отправлял в Ставку победные реляции и докладывал, что противник крупными силами отходит на запад. Ретирада танкового корпуса СС из Харькова как будто подтверждала эти сведения. Сталину и его полководцам в голову не могло прийти, что гвардия фюрера, «отборные эсэсовские части», оставила Харьков, вопреки приказу. Аналогичные известия поступали с Юго-Западного фронта. Генерал Ватутин, преисполненный оптимизма, тоже расценивал действия Манштейна как бегство за Днепр.
Н.Ф. Ватутин (1901–1944), имея общее образование в объеме четырех классов коммерческого училища, был мобилизован в Красную Армию в 1920 году. Окончил Полтавскую пехотную школу, Киевскую высшую объединенную школу, Военную академию имени Фрунзе, Академию Генерального штаба. Начиная с 1929 года находился исключительно на штабной работе, счастливо миновав все чистки, к началу войны дослужился до звания генерал-лейтенанта и занимал пост первого заместителя начальника Генерального штаба. 30 июля 1941 года Сталин, устав от бестолковщины, снял с должностей «случайного» начальника Генштаба Г.К. Жукова и его заместителя и отправил обоих на фронт. До мая 1942 года Ватутин был начальником штаба Северо-Западного фронта, затем вернулся в Москву на прежнюю должность в прежнем воинском звании. Однако уже в июле, «испытывая непреодолимое желание испробовать себя на командном посту», попросил Ставку доверить ему командование Воронежским фронтом и при поддержке Василевского был утвержден, хотя ранее ничем выше роты не командовал. В октябре того же года Ватутин возглавил войска Юго-Западного фронта, стал одним из «авторов» Сталинградской наступательной операции.
