Как вспоминает сам Еременко: «…руководить приходилось через два параллельно действовавших штаба. Не говоря уже ни о чем другом, даже для технического осуществления функций руководства войсками требовалось вдвое больше времени. Приказы, директивы, распоряжения, как правило, издавались в двух вариантах, будучи подготовлены двумя разными штабами. Приходилось заслушивать двух начальников штабов, двух начальников разведывательных отделов, двух артиллеристов, двух танкистов, двух командующих ВВС, двух заместителей по тылу. Одних только заместителей по двум фронтам набиралось до двенадцати человек. А ведь нам нужно было не только выслушать каждого, а и дать указания, проконтролировать их исполнение». Здесь же постоянно клубились представители Ставки, Генерального штаба, ГКО, направленны и порученцы…
Какой борщ, когда такие дела на кухне!
Свой первый фронтовой опыт обобщил и генерал Чуйков. Размышляя об итогах оборонительных боев, он пришел к выводу, что ничего нового в тактике немцев не было: «Будь у нас в это время более глубокое построение обороны, да еще противотанковые резервы, можно было бы не только сдержать наступление, но и нанести большой урон противнику».
Действительно, ничего нового для красных командиров в немецкой тактике и быть не было. Просто немцы тактику досконально изучали и грамотно применяли, а русским учиться недосуг, они все постигали опытным путем, долго и кроваво. Полтора года учились строить эту самую глубокую оборону, пользоваться радиосвязью, другим премудростям. Два года накапливали опыт правильного использования авиации. А вот искусство маневра так и не успели освоить — война закончилась.
«…Немецкие танки не шли в атаку без пехоты и без поддержки авиации. На поле боя не заметно было доблести немецких танкистов, их смелости и быстроты действий, о которых писали зарубежные газеты». По Чуйкову, если немецкие танкисты не ввязываются в безнадежный бой без поддержки пехоты и авиации, то это признак трусости. Вот если фронт теряет за две недели тысячу танков — вот это «доблесть». А какая «быстрота действий»! К слову, какие зарубежные газеты читал товарищ Чуйков, окончивший два класса сельской школы?
«Немецкая пехота была сильна своим автоматическим огнем, но быстрого продвижения на поле боя я не видел. Наступая, немецкие пехотинцы не жалели патронов, но стреляли часто попусту… Передний край гитлеровцев, в особенности ночью, был прекрасно виден, он обозначался трассирующими пулями и ракетами всех цветов. Казалось, они либо боятся темноты, либо скучают без стрельбы». А еще немецкая пехота была сильна своей великолепной подготовкой, способностью мгновенно освоить любой захваченный рубеж, умением маневрировать в наступлении и стойкостью в обороне.
…Наиболее четко работала в бою авиация противника. Связь и взаимодействие авиации с наземными войсками у противника были отработаны. Чувствовалась, что фашистским летчикам знакома тактика своих и наших наземных войск». Ну, хоть что-то оценил по достоинству.
«…Сегодня весь день авиация немчуры не давала никакого покоя, — писал домой советский пехотинец, — хоть зарывайся на 100–1000 метров, а достанет. Наших самолетов не видно было целый день, и это не только сегодня, но было вчера и будет завтра. Нет никакого сопротивления, что хотят, то творят с наземными войсками… Ведь до чего дошло, что летчик из нагана бьет по пехоте, насколько они не боятся и как низко приземляются. Как ни замаскируй окоп — все видит… Ой, сколько сегодня на нашем направлении было самолетов, это ужас, и главное то, что одна партия уходит, а другая приходит. Ну где наши самолеты, почему они нам не помогают?»
Основные потери немцы в это время несли не от воздействия противника, не от наших поспешных контратак, а от болезней, тепловых ударов и физического истощения личного состава.
Тем не менее бои под Калачом показали, что «русские больше не намерены без борьбы отдавать территорию».
Для продолжения наступления группе армий «Б» пришлось в очередной раз произвести перегруппировку сил. Войскам Гота противостояли 64-я и свежая 57-я армии, стало ясно, что без дополнительных сил 4-я танковая армия не сможет продвигаться дальше. Поэтому Паулюсу пришлось вернуть в нее 24-ю танковую и 297-ю пехотную дивизии. Усиленной таким образом 4-й танковой армии предписывалось выйти на берег Волги в районе Красноармейска.
Основные силы 6-й армии — восемь дивизий — перебрасывались на северный фланг и сосредоточивались для форсирования реки в самой восточной части излучины Дона у Вертячего. Задача армии состояла в захвате плацдарма и прорыве неприятельской обороны с выходом подвижными соединениями к Волге севернее Сталинграда. На острие удара находился 14-й танковый корпус, его северный фланг обеспечивался 8-м армейским корпусом, южный — 51-м корпусом Зейдлица. На правом фланге армии 24-й танковый корпус должен был занять плацдарм по обе стороны от Калача и с этого плацдарма силами одной 71-й пехотной дивизии наступать в восточном направлении.
8-й авиакорпус генерала Фибинга — 126 самолетов, в том числе 30 истребителей и 59 бомбардировщиков — главными силами должен был сначала поддерживать действия Зейдлица по захвату переправ, а затем — прорыв танкового корпуса Виттерсгейма.
На усиление 6-й армии из резерва ОКХ передавался 11-й армейский корпус генерала Штрекера. Чтобы обеспечить прикрытие разрыва между группами армий «Б» и «А», достигшего 300 км, главное командование сухопутных войск выделило на астраханское направление 52-й армейский корпус генерала Отта, который должен был, используя сеть опорных пунктов, контролировать участок Садовое, Элиста, река Маныч.
По мнению генерала Ганса Дёрра, эти постоянные перемещения объяснялись тем, что у немцев не было резервов, Гитлер стремился успеть везде: «Верховный Главнокомандующий не понимал, какую роль они (резервы) призваны играть; он не мог допустить, чтобы какое-либо соединение не имело боевой задачи… Это жонглирование силами фронта, которым виртуозно владели все инстанции, было изобретено Главным командованием и превратилось в нездоровую систему, призванную заменить отсутствие резервов».
В течение августа выдвинулась к Дону 8-я итальянская армия под командованием генерала Гарибольди в составе шести пехотных и одной кавалерийской дивизий. Итальянцы заняли участок от Павловска до устья реки Хопер. Однако это не привело к усилению группировки Паулюса, поскольку, не слишком веря в боеспособность своих союзников, германское командование не сняло занимавшие этот рубеж дивизии 29-го армейского корпуса, а включило их в состав итальянской и располагавшейся выше по течению реки 2-й венгерской армии.
Зато Сталин понимал толк в резервах. Он умел их создавать, накапливать, и в нужный момент у него всегда под рукой находились дивизии, корпуса и армии. Ставка
ВГК систематически усиливала войска на сталинградском направлении. С 1 по 20 августа сюда было направлено 15 стрелковых дивизий, новые 2-й, 4-й, 7-й, 16-й танковые корпуса, пополнялись техникой и людьми 22-й, 23-й и 28-й. (Производимое только сталинградскими заводами вооружение позволяло ежедневно формировать противотанковый артполк с 20 орудиями и танковую роту в составе 10 машин. В августе, согласно решению об удвоении производства, СТЗ выпустил 390 «тридцатьчетверок», до последнего дня находился на заводе нарком танковой промышленности и представитель ГКО В.А. Малышев. Город давал фронту минометы, автоматы, бронепоезда, бронебойные и крупнокалиберные снаряды, мины, тягачи, бронекатера, броню, реактивные установки, обувь, воинское обмундирование и многое другое.) К 25 августа в войсках имелось 19 полков и 17 отдельных дивизионов РС, в том числе 16 — тяжелых М-30.
