Массовым явлением в армии стали пьянки и самовольные отлучки. Всеармейское совещание политработников в апреле 1938 года констатировало:
«Пьянство стало широко распространенным, по сути дела, бытовым явлением. Никакой серьезной борьбы с ним комиссары и политработники не ведут».
Что естественно: трудно организовать «спасение одних алкоголиков» руками других:
«Если до 1939 года основными видами проступков, за которые привлекали к партийной ответственности, были политические преступления, то в 1939 году резко выделяются два вида проступков: служебные преступления (привлечено к партответственности 4261 человек) и морально–бытовое разложение (привлечено 3138 человек). Среди привлеченных к ответственности за эти виды проступков большинство ― лица начальствующего состава…
Пьянство продолжает оставаться бичом армии. Особенно безобразные формы принимает пьянство среди начсостава. Командир не считает зазорным появляться в пьяном виде на улице, в парке, театре и кино, что непонятно населению, предъявляющему высокие требования к Красной Армии и ее начсоставу. В ресторанах нередко пьют водку рядом сидящие начальники и красноармейцы.
Преобладающими видами нарушения воинской дисциплины являются: перепалки с начальниками, нарушение строевого устава, уставов внутренней и караульной службы, небрежное отношение к сбережению оружия и боеприпасов, самовольные отлучки и дезертирство». Выросло число самоубийств, аварий и катастроф.»
Французский посол в Москве заметил по поводу Большого террора:
«На Западе подобное положение быстро привело бы к революции. Здесь же народ использует оружие слабых ― плохо работает».
Часть командиров, пытаясь укрепить дисциплину, принялись широко практиковать «применение силы», то есть бить подчиненных. Другие просто махнули на все рукой. Репрессии вызывали у командного состава неуверенность в себе и боязнь любой ответственности.
Будущий генерал армии А.И. Грибков, досрочно выпущенный из военного училища в 1939 году, вспоминал:
«На должности разной высоты были расставлены слабо подготовленные командиры, многие из которых не отвечали требованиям занимаемой должности, но зато умели помалкивать. Из войскового обихода исчезли такие понятия, как «думать», «обсуждать», а фразы «это не ваше дело» или «это не мое дело» превратились в формулу жизни».
С помпой проводимые праздничные парады и показательные маневры не могли служить показателем действительного состояния Красной Армии, как и доказательством ее высокой боеготовности, умные люди это понимали.
Генерал П.Н. Краснов писал еще в 1927 году:
«Коммунистическая власть устраивает перед многолюдной толпой, толпой в несколько десятков тысяч человек, показные маневра. Пускают газы, мечутся люди в противогазных масках, скрипя и гремя движутся танки, в небе реют аэропланы, крадутся в дымовой завесе цепи, скачет конница, тянут громадные пушки. Все это так нелепо поставлено, что с военной точки зрения это недостойный балаган. Но балаган этот действует на толпу, он внушает ей представление о советской мощи и о непобедимости Красной Армии.
В толпе говорят: «Разве при царях на это показывали? Разве при царях мы такое видали?»
Коммунисты ― большие знатоки психологии толпы. Они неустанно внушают обществу порабощенной ими России, что они непобедимы, что их армия великолепна, что если бы они были побеждены, то все, кто имеют землю, по теряют ее, понесут наказание за все совершенное, и этот внушаемый массе страх ответственности и еще худшего будущего заставляет ее терпеливо сносить все ужасы настоящего».
Французский военный атташе январские учения 1935 года оценил как организованные в чисто пропагандистских целях и изобилующие тактическими ошибками, посещение училища связи в Ленинграде в 1936 году ― как организованное для него шоу.
На маневрах Киевского военного округа в 1935 году (участвовало 75 тысяч человек, 800 танков, 500 самолетов), Белорусского (85 тысяч человек, 1136 танков, 638 самолетов), Московского, Одесского и других округов 1936 года проверялись на практике положения теории глубокой операции. В ходе учений, на которые съехались самые видные советские полководцы и иностранные военные делегации, отрабатывались: прорыв укрепленной оборонительной полосы пехотой, усиленной танковыми батальонами и артиллерией РГК, ввод в прорыв группы развития успеха, маневр механизированного корпуса и кавалерии с целью окружения и уничтожения противника, действия штурмовой авиации по боевым порядкам, применение авиадесантов.
«Маневры со всей убедительностью доказали огромную сокрушительную силу и исключительные маневренные возможности механизированных и танковых соединений»,
а также
«высокую боевую мощь Красной Армии, хорошую выучку красноармейцев и навыки командного состава»,
войска
«округов с честью выдержали экзамен на зрелость».
Мероприятия завершились речами, парадами и банкетами.
Истинные результаты подвели в узком кругу:
«Тактическая выучка войск, особенно бойца, отделения, взвода, машины, танкового взвода, роты ― неудовлетворительная.
Эскадрильи бомбардировщиков и штурмовиков, которые должны были расчистить путь наступающим танкам, сделать этого, по существу, не смогли. Их взаимодействие с механизированными соединениями «не удавалось», «терялось совершенно» или «осуществлялось эпизодически» ввиду неумения организовать устойчивую связь. Танкисты Якира и Уборевича наступали вслепую, поскольку разведка, по оценке начальника Управления боевой подготовки командарма 2–го ранга А.И. Седякина, «была недееспособна».
В результате 15–я и 17–я бригады КВО неоднократно наносили удар «по пустому месту», 5–я и 21–я мехбригады не смогли обнаружить вражеские засады. В БВО машины 1–й танковой бригады «внезапно» для себя очутились перед полосой танковых ловушек и надолбов и вынуждены были резко отвернуть в сторону ― в болото, где и застряли. Командиры танков не умели вести наблюдение в бою, механики–водители ― выдерживать заданное направление, ввиду чего боевые порядки атакующих частей «быстро расстраивались». Командиры взводов, рот и батальонов не освоили радиосвязь, не умели наладить управление своими подразделениями. «Вопрос взаимодействия артиллерии с пехотой и танками» оказался недостижимым «высшим пилотажем» даже в учебных условиях.
Все взаимодействие и управление на поле боя состояло в громкой команде «Вперед», повторяемой «всеми от командира батальона до командира отделения».
В заметках по поводу больших маневров Московского военного округа, проходивших в сентябре 1936 года, маршал Тухачевский отмечал, что ни выучка войск, ни работа штабов, ни взаимодействие войск не находились на должной высоте:
«Мехкорпус прорывал с фронта оборонительные полосы противника без артподдержки. Потери должны были быть огромны… Действия мехкорпуса вялы, управление плохое… Действия мехкорпуса не поддерживались авиацией… Авиация использовалась недостаточно целеустремленно… Плохо работала связь… Высадку авиадесантов следовало бы обеспечить истребителями… Парашютисты прыгают без оружия. Это надо изменить… Работа штабов, в частности разведка, очень слаба во всех частях…»