Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент ― подталкивать другую сторону».
Что касается Польши, то
«уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население».
Понятно, что подобные цели советской внешней политики не афишировались, наоборот, было сделано все, чтобы убедить мировое общественное мнение в том, что Советский Союз строго придерживается позиций нейтралитета и только сильно озабочен собственной безопасностью.
17 сентября 1939 года Красная Армия начала Освободительный поход в Польшу. В составе двух советских фронтов, спешащих на помощь славянским братьям, было около тысяч человек, более 2000 самолетов и около 4000 танков. Немцы уже объявили о взятии Варшавы и получили поздравительную телеграмму от Молотова, наступила пора и Москве урвать свою долю. К концу сентября польское государство ― «уродливое детище Версальского договора» ― перестало существовать на радость трудящихся всего мира. «Братья по оружию» отметили победу совместными парадами и банкетами.
До августа 1940 года Советский Союз, реализуя свое «право» и распространяя социалистическую систему, совершил агрессию еще против пяти государств. Говорят, красноармейцев там встречали с цветами. Встречают–то по одежке. В Судетах, отданных на «растерзание» Германии, вермахт тоже встречали цветами, солдаты прозвали операцию «цветочной войной», да и на Украине в 1941 году им перепало немало букетов.
Чем ностальгировать по букетам, лучше вспомнить о том, как Красной Армии стреляли в спину в 1941 году, как выпроваживали в 1991–м и как благодарны ей по сей день. Смешно слушать речи депутатов нынешней Российской Государственной думы о том, что прибалты сами нас позвали, сами организовали у себя революции и по гроб жизни должны быть благодарны Москве за уникальную возможность «воссоединиться с народами Великой страны Советов» и поучаствовать в построении коммунизма. Может, все–таки уточнить у самих прибалтов, что они об этом думают? Или по–прежнему
«всякая наша война, где бы она ни происходила, является войной прогрессивной и справедливой»?
Счастливая советская жизнь оказалась привлекательна только с фасада. Советизацию новых «территорий и населения» проводили испытанными большевистскими методами: национализация, насильственная коллективизация, роспуск всех политических и общественных организаций, гонения на церковь, депортация, расстрелы ненужных классов и «всякой другой сволочи».
Сорвалось лишь в Финляндии, она единственная не поддалась на кремлевский шантаж и оказала мужественное сопротивление, утратив в итоге Зимней войны часть территорий, но отстояв свою независимость. Уже после войны Молотов в беседе с югославским коммунистом М. Джиласом заметил с сожалением:
«Ах, Финляндия ― это орешек».
Оккупация соседей на основе тайного сговора с Гитлером до сих пор в России считается делом вполне житейским и совершенно необходимым для обеспечения безопасности СССР. К тому же это «благоприятно для человечества, ведь счастливыми себя считают литовцы, западные белорусы, бессарабцы, которых мы избавили от гнета помещиков, капиталистов, полицейских и всякой другой сволочи», и резонно с точки зрения плацдарма для дальнейших завоеваний с целью осчастливить и немцев, и чехов, и поляков, и датчан.
Троцкий не раз подчеркивал ограниченность сталинского ума в долгосрочных прогнозах:
«Сталину свойственно презрение к теории. Теория берет действительность больших масштабов. Здравый смысл берет действительность в малых масштабах. Оттого Сталин чрезвычайно чувствителен ко всякой непосредственной опасности, но не способен предвидеть опасность, коренящуюся в больших исторических тенденциях».
Действительно, Сталин и представить не мог, что будет жестоко обманут, новые территории ничуть не повысят «обороноспособность» страны, поскольку не для того предназначались, а приведенное к покорности стадо ему, небожителю, придется назвать своими «братьями и сестрами» и поднимать не на Освободительный поход, а на Отечественную войну.
Но пока Иосиф Виссарионович все более убеждался в собственной непогрешимости, в своей способности надуть Гитлера.
К осени 1940 года обеим дружественным сторонам стало ясно, что делить больше нечего. На переговорах в Берлине Молотов безрезультатно пытался выторговать у фюрера Финляндию, Румынию, Болгарию и Черноморские проливы.
Гитлер не собирался уступать ключевые позиции на Балканах, он уже принял «самое важное в своей жизни» решение: чтобы победить Англию, необходимо сокрушить Советский Союз. 18 декабря фюрер подписал директиву о претворении в жизнь плана «Барбаросса».
Товарищ Сталин своего решения и вовсе никогда не менял. Двум самым агрессивным режимам предстояло неминуемое столкновение друг с другом.
Советское военное планирование боевых действий против Германии началось в октябре 1939 года, почти сразу после подписания Договора о дружбе и границах, согласно которому Сталин выменял у Гитлера Литву за кусок бывшей польской территории.
До июня 1941 года было разработано пять вариантов плана оперативного использования Красной Армии. Особую интенсивность творческий процесс приобрел со второй половины 1940 года, и в конце июля составление документа под названием «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940―1941 гг.» было завершено. План предполагал сосредоточить основные усилия в направлении Варшавы и Восточной Пруссии.
Весной 1940 года Гитлер «повернулся спиной» и начал вторжение во Францию. Казалось, вот случай «проломить череп», удобнее не бывает: вермахт упирается в неприступную линию Мажино, истекает кровью в боях с самой большой сухопутной армией Европы, и тут Красная Армия приходит на помощь странам, стонущим под нацистским сапогом.
Сразу после подписания мира с финнами началась ускоренная переброска прошедших боевую школу советских войск на западную границу. К концу июня СССР мог выставить против Германии 84 стрелковых и 13 кавалерийских и механизированных дивизий, подкрепленных 17 танковыми бригадами (200 танков в каждой). Сухопутная армия Германии на тот момент располагала у советских границ 12 пехотными дивизиями. Из них 9 были ландверными.
Молотов в узком кругу откровенно высказался о намерениях советского руководства:
«Сегодня мы поддерживаем Германию, однако ровно на столько, чтобы удержать ее от принятия предложений о мире до тех пор, пока голодающие массы воюющих наций не расстанутся с иллюзиями и не поднимутся против своих руководителей…
В этот момент мы придем на помощь, мы придем со свежими силами, хорошо подготовленными, и на территории Западной Европы… произойдет решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы».