И все же артиллерия особой мощности нанесла серьезный урон фортовым гарнизонам и существенно помогла штурмовым отрядам.
Авиаторы в подготовительный период должны были совершить 5316 вылетов, однако из-за неблагоприятной погоды план не выполнили. 4 и 5 апреля они сделали только 766 вылетов, в большинстве это были ночники У-2. Из сорока дальних бомбардировщиков 18-й армии, ушедших в рейд на Кёнигсберг 5 апреля, лишь 15 самолетов вышли к городу, а остальные заблудились в пути.
Поэтому, к примеру, в 3-й воздушной армии 5 апреля сделали политднем: проводили митинги, партийные и комсомольские собрания, «на которых коммунисты и комсомольцы говорили о том, что они не пожалеют сил и самой жизни для окончательного разгрома врага в городе-крепости». Читали последние статьи Эренбурга и Величко:
«Кёнигсберг стал угрозой для всего мира. Он является плацдармом германского варварства»… «Тупоумные кёнигсбергцы жирели на своем пропитанном кровью богатстве»… «Мы взяли Кёнигсберг за горло!»… «Немцы, как кроты, окопались в подвалах, катакомбах, под руинами и просто в трубах»… «Кёнигсберг посмотрел Красной Армии в лицо и узнал, что написано на нем. Теперь город скулит и шатается из стороны в сторону»… «Мы ворвались в их заповедник. Здесь еще вчера пруссаки терзали советских девушек. И расплата настала: не на небе — на их земле»… «Дикому зверю нельзя сочувствовать, его нужно уничтожать»…
Наземные войска в это время занимали исходные районы, уплотняли боевые порядки. На севере, на направлении главного удара, в 10-километровой полосе, против пятнадцати батальонов 548-й и 561-й народно-гренадерских дивизий, было сосредоточено 15 стрелковых дивизий 43-й и 50-й армий, 2327 орудий и минометов, 234 танка и САУ. На юге, на 8,5-километровом участке, против позиций 69-й пехотной дивизии полковника Каспера Фелькера, усиленной тремя пехотными полками и батальонами фольксштурма, выстроились в два эшелона 9 стрелковых дивизий 11-й гвардейской армии при 1511 орудиях и минометах, 198 танках и самоходов. Под гул канонады саперы проделывали проходы в минных полях, стрелковые батальоны проводили разведку боем. И здесь неутомимые политработники организовывали митинги и находили время, чтобы достучаться до сердца каждого бойца: «Политическая работа, проводившаяся в частях 235-й дивизии, имела целью воспитать ненависть к врагу. Для этого использовались материалы Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, рассказы бойцов и командиров и письма родных с освобожденной от немцев территории».
Приготовления не остались не замеченными противником, в городе ожидали штурма со дня на день: «В перехваченных радиограммах русские командиры договаривались между собой о встрече в Кёнигсберге. Сосредоточение русских войск протекало без всяких помех и почти не маскировалось. Немецкая авиация была к тому времени уже не способна вести боевые действия. Танки противника беспрепятственно пересекали местность, хотя расстояние позволяло их обстреливать, а русская пехота спокойно занимала исходные позиции. В прошлом, разгадав наступление противника, мы с успехом применяли тактику отодвигания нашего переднего края обороны, в результате чего удар приходился по пустому Месту. Теперь эта тактика не годилась, потому что отступать было уже некуда… Для уточнения обстановки в эти дни была произведена разведка боем. На основании показаний двух пленных мы пришли к убеждению, что русские в ближайшие дни начнут генеральное наступление на Кёнигсберг. Неизвестен был только срок этого наступления — начнется оно пятого, шестого или седьмого апреля».
6 апреля в 4 часа утра из Кёнигсберга в Пиллау ушел последний эшелон с ранеными.
В полдень, после артиллерийской подготовки, длившейся три часа с завершающим аккордом реактивных установок, советская пехота и танки вслед за двойным огневым валом двинулись на штурм. Правда, погода снова не позволила осуществить массированное применение бомбардировочной и штурмовой авиации. Тем не менее, как свидетельствует Ляш, удар получился потрясающий:
«Русские войска начали генеральное наступление такой мощи, какой мне не доводилось испытывать, несмотря на богатый опыт на востоке и на западе… Все средства связи были сразу же уничтожены, и лишь пешие связные пробирались на ощупь сквозь груды развалин к своим командным пунктам или позициям. Под градом снарядов солдаты и жители города забивались в подвалы домов, скопившись там в страшной тесноте».
Гарнизоны фортов и других сооружений, основательно разрушенных артиллерией, оказывали упорное сопротивление, но были не в состоянии сдержать натиск советских войск. Штурмовые отряды и группы, просачиваясь между фортами и дотами под прикрытием дымовых завес, окружали и блокировали их со всех сторон.
К исходу дня войска 11-й гвардейской армии (8, 16, 36-й гвардейские стрелковые корпуса, 23-я гвардейская танковая бригада), наносившие удар в промежутке между фортами № 8 и № 10, прорвали первую оборонительную позицию, продвинулись на 4 километра, овладели более чем 20 опорными пунктами и вышли к южным окраинам города. Уже к рассвету был взят форт № 10 «Канитц», а форт № 8 «Король Фридрих Вильгельм IV», который Ляш называет «опорой южного фронта», взят в плотное кольцо батальонами 84-й гвардейской стрелковой дивизии.
На северо-западе штурмовые отряды 43-й армии (13-й гвардейский, 54-й, 90-й стрелковые корпуса, 153-я танковая бригада) глубоко вклинились в оборону 548-й народно-гренадерской дивизии в районе Шарлоттенбурга, овладели фортом № 5а «Лендорф», блокировали форт № 5 «Король Фридрих Вильгельма III» и очистили от врага 20 городских кварталов. Генерал Ляш бросил на этот участок свой резерв — полк 548-й дивизии народных гренадеров, — но он не смог восстановить положение.
Части 50-й армии (81-й и 124-й стрелковые корпуса) продвинулись до 2 километров, заняли форт № 4 «Гнейзенау» и до 40 кварталов. В оперативном подчинении генерала Ф. П. Озерова находился 1-й танковый корпус, пополненный «тридцатьчетверками» и 122-мм самоходками, которые использовались повзводно в составе штурмовых групп; непосредственно в штурме принимали участие 159-я танковая бригада и 354-й гвардейский тяжелый самоходно-артиллерийский полк — 39 танков и 22 САУ. 69-й стрелковый корпус генерал-майора Н. Н. Мультана с приданной ему 44-й мотострелковой бригадой держал оборону на стыке 50-й и 11-й гвардейской армий, от Зудау до реки Прегель, имея задачу не допустить прорыва немцев в восточном направлении.
Соединения 39-й армии (5-й гвардейский, 94-й, 113-й стрелковые корпуса, 28-я гвардейская танковая бригада), преодолев 4 километра, перерезали западнее Кёнигсберга железную дорогу на Пиллау; шоссе пока оставалось в немецких руках.
2-я гвардейская и 5-я армии оставались на прежних рубежах.
Это был успех, но еще не разгром. Генерал Галицкий, вынужденный до срока ввести в сражение вторые эшелоны, так оценивал обстановку: «В первый день операции немцы понесли большие потери, но и мы потеряли немало. Тревожило нас и то, что в этот день войска взяли не много пленных, — следовательно, серьезный надлом в психике вражеских солдат и офицеров еще не наступил. Гитлеровцы дрались с фанатизмом обреченных, но не сдавались в плен». Не был удовлетворен итогами первого дня и генерал Белобородое. И войска Людникова выполнили боевую задачу не до конца — коридор на Пиллау продолжал функционировать.
