А в городе происходил банальный грабеж с расправой. Прежде всего озверевшие толпы ринулись на рынок убивать киргизских купцов – тех, которые еще не смотались, не догадались. Таких нашлось немного – большинство сразу сообразило, к чему идет. Разграбив все торговые места, где торговали люди с азиатским разрезом глаз, начали грабить и все остальные, потому что награбленного с тех мест на всех явно не хватало. Торговцы этому возмутились, и начались перестрелки прямо на рынке. Потом озверевшая от ненависти толпа ринулась в лагеря беженцев убивать всех, у кого были узкие глаза. Людей останавливали на улице, требовали снять штаны. Кто не был обрезан, убивали на месте, часто после издевательств. В общем, обычная картина обычного погрома.
Сам амир Ислам не был заинтересован в торговле, и потому происходивший погром не причинял ему ущерба. Он считал, что время от времени такие погромы инициировать надо, потому что только так можно спустить пар, дать возможность людям выплеснуть свою ненависть и озлобленность, рождающуюся вследствие безысходности и отсутствия всякого будущего. Но это опять-таки касалось его лишь косвенно.
Машины пробирались через хаос, не сигналя, – местные, кто занимался безопасностью, знали, что любой резкий звук может взорвать толпу, потому все, что мешало, просто отталкивали бамперами. Конвой состоял из четырех машин: трех «Субурбанов» и пикапа. Два из трех «Субурбанов» были набиты боевиками и имели на вооружении российские варианты «Миниганов», хорошие (для установки на машины) тем, что не требовали электропитания
[133]
. Пикап, шедший в хвосте, был бронирован и нес в качестве вооружения многоствольный китайский пулемет калибра 12,7. С его темпом стрельбы и мощностью боеприпаса он мог перерубить дом пополам.
Амир Ислам смотрел на беснующихся за бронированными стеклами людей, слушал музыку и размышлял на философские темы, как он это часто делал, когда делать было нечего. Когда-то давно здесь было полноценное государство, с вороватыми, но все же элитами. Элитами – то есть теми, кто хотел строить и строил страну, хотя бы для того, чтобы быть в ней баем, шахом, отцом нации, президентом или кем-то там еще. Потом народ взбунтовался и скинул элиты – для чего? Для равенства перед Аллахом?
Ну вот оно, равенство. Равенство, означающее, что сегодня ты можешь быть убит на улице точно так же, как и любой другой.
И ведь никто им не обещал другого…
По стеклу ударил камень, кинутый кем-то из погромщиков в бессильной злобе. Но даже отметины от него не осталось…
На аэродроме он был последним, остальные уже приехали. Несколько караванов машин стояли один рядом с другим, боевики занимали оборонительные позиции, а самые авторитетные люди велайята стояли у ангаров и тихо переговаривались.
Машины амира Ислама припарковались чуть в стороне от остальных – никто так и не понял, что это для того, чтобы в случае чего вести огонь по остальным. Амир Ислам вышел из машины и пошел к ангарам, на пути его перехватил амир Насиб, коренастый, с желтым, болезненным цветом лица. У него были больные почки, от того и такой цвет…
Амир Насиб был теперь амиром велайята, он был избран совсем недавно Шурой, потому что предыдущий амир отправился к Аллаху под грузом своих лет и, возможно, своих преступлений. Своим избранием амир Насиб был во многом обязан амиру Исламу, и этого не забывал.
– Салям алейкум.
– Ва Алейкум салям…
Амир Ислам кивнул на полосу.
– Еще не прилетели.
– Нет, порази их Аллах.
– Осторожнее. Аллах может и услышать.
– Возможно, их что-то задержало. Там сейчас много всего происходит…
– А… что их задержало. Мы выходили с ними на связь. Они просто хотят заставить нас ждать, вот и все…
– Тот, у кого есть сила, так не делает. Сохрани свой гнев для них…
– Хорошие слова, умные слова…
Амир Ислам посмотрел на часы.
– Сколько будем просить? Половину? Думаю, половину не дадут, пожадничают. Но треть реально получить.
– Треть…
– Аллах свидетель, хорошие деньги.
– Смотря для кого.
– А что ты хочешь просить? Половину?
– Просить будешь ты. Если ты попросишь половину, у них останется другая половина и достаточно денег и сил, чтобы пытаться вернуть другую половину, которую они утратили. Просить половину нет смысла.
– Но сколько же тогда?
– Попросим все. Пусть отдают все нам и идут под нас.
– Я-ллла… они не согласятся.
Амир Ислам пожал плечами.
– Конечно, не согласятся. Сочтут себя оскорбленными и улетят. Но они будут помнить, что мы им это предложили. Когда залимы подойдут вплотную к Бишкеку, они вспомнят наше предложение и согласятся.
– А если они пригласят китайцев?
– Не пригласят.
– А если китайцы с ними в доле?
– Не в доле. Я договорюсь с китайцами.
Амир Насиб опасливо посмотрел на амира Ислама.
– Клянусь Аллахом… иногда я думаю, что ты безумен, а иногда – что сам Аллах ведет тебя за руку.
Амир Ислам провел ладонями по щекам.
– На все воля Аллаха. На все воля Аллаха…
Представители так называемой Бишкекской группы, соединявшей в себе в равной степени черты ислама, бизнес-сообщества и криминала, причем с большим уклоном в криминал, прибыли и в самом деле с опозданием. Прибыли они на самолете «Эмбрайер КС-390», который был размером с «Ан-12» и использовался для самых разных целей – от полетов в Китай и до транспортировки наркотиков. При этом он был достаточно комфортным, и его моторы располагались от земли достаточно далеко, чтобы самолет мог совершать посадки на очень плохих полосах. И его было достаточно просто ремонтировать, запчасти были доступны
[134]
.
Стол накрыли прямо на бетонке, рядом с самолетом. Из города доносились редкие выстрелы и поднимался в небо дым. Киргизы смотрели на все это мрачно, потому что догадывались, кого там грабят и убивают.
После того как гостей накормили – некоторые амиры при этом подчеркнуто ничего не взяли со стола, – слово взял старший у киргизов, амир Кямал. Это был среднего роста, не лишенный привлекательности азиат, известный своими делами в области работорговли и наркоторговли.
– С именем Аллаха мы засыпаем и просыпаемся… – сказал он, начиная, как обычно, издалека, – и нет между правоверными различий, кроме как в степени верности Аллаху Всевышнему, соблюдения шариата и совершения ибадатов и прочих других дел. Возможно, наш иман и отягощен какими-то грехами, но в том нам давать ответ Аллаху Всевышнему, и только ему одному. И я хотел бы обратиться к вам, как к деловым людям – зачем бить нам в спину и поощрять беззаконие и несправедливость по отношению к моему народу, ведь ему и так сейчас тяжело. Кяфиры мутят воду, и мои соплеменники верят им, потому что издавна мой народ простодушен и его легко обмануть. Но правильно ли это, когда вы убиваете нас? Разве в шариате не говорится: один правоверный брат другому правоверному.
