– Возможно, ваш друг что-то присоветует, – сказал Овечкин. – Увы, я тоже начинаю опасаться, что иначе нам не выпутаться. С ковриком Пенелопы вы попали в точку, капитан.
– Я всегда попадаю в точку, – проворчал Кароль. – Пусть даже левой ногой… Не беспокойтесь, Эттир все придумает. И достанет нам этого типа из-под земли.
Ехать пришлось всего около десяти минут, и вскоре все четверо оказались на Пятой Восточной улице, перед красивым трехэтажным особняком, справа и слева от которого было разбито по небольшому скверу. Там, среди деревьев с сизо-голубой, похожей на еловую хвою листвой, стояли аккуратные скамейки, крашенные в тон светло-коричневому песку дорожек. На скамейках в одном из сквериков сидели три пожилые тарианки в шубах нараспашку и, оживленно переговариваясь между собой, качали детские коляски, выглядевшие точь-в-точь как земные, только целиком, вплоть до колес, сделанные из дерева. Мирная, почти привычная глазу картинка, если не считать незначительных деталей…
Путники вошли в дом, и в полутемном вестибюле, освещенном двумя газовыми горелками, их остановил консьерж.
– Здравствуйте, господа. Вы к кому?
Вероника с тинтаровым браслетом на руке поняла вопрос без труда, как будто он был задан по-русски. Впрочем, подумала она, усмехнувшись, уж это можно было понять и без телепатии…
– К господину Эттиру Аррсону, любезнейший, здравствуйте, – улыбчиво затараторил капитан Хиббит. – Он дома?
На лице консьержа выразилось удивление.
– Эттир Аррсон? Здесь такого нет. Вы, верно, ошиблись адресом…
– Как это ошиблись? – изумился капитан. – Я бывал здесь у него неоднократно! Аррсон живет на втором этаже… там на двери еще такая забавная резная картинка – два махора дерутся из-за фитачьего хвоста!
– И давно вы у него бывали?
Капитан задумался.
– В последний раз… ну, года два назад.
– Я служу в этом доме всего полтора месяца, – сказал консьерж. – Но точно могу сказать, что господин Аррсон не проживает ни на первом, ни на втором, ни на третьем этаже. Хотя на втором действительно имеется резьба, о которой вы говорите.
– И кто же там теперь проживает?
– Госпожа Коди Балайн, известная художница.
– А куда делся Аррсон?
– Не могу знать, – развел руками консьерж. – Возможно, поменял квартиру.
– Не поставив в известность уп… – капитан Хиббит осекся. – Странно, что он не сообщил об этом своим друзьям!
Тарианец терпеливо улыбнулся и снова развел руками.
– Простите, а мы могли бы побеседовать с госпожой Коди Балайн? – спросил Кароль. – Возможно, она что-нибудь знает…
– Исключено, – ответил консьерж. – Госпожа въехала лишь месяц назад, а до того квартира пустовала.
В этот момент заскрипели деревянные ступени лестницы, что вела наверх, и из-за поворота ее показалась тарианка лет тридцати пяти на вид, с пышной гривой светлых волос, рассыпавшихся по плечам, в пушистой шубке, ничуть не хуже той, что была на Веронике, только серебристо-серого цвета. Дама начала спускаться в вестибюль, и консьерж поспешно добавил:
– А вот и сама госпожа Балайн. Если желаете…
– Ну, разумеется!
Капитан Хиббит повернулся к тарианке, расплылся в ослепительной улыбке.
И начал врать – с тем же вдохновением, тем же блеском в глазах, с теми же неповторимо изящными движениями рук, которые Вероника уже имела удовольствие наблюдать накануне, когда он пировал со своими знакомыми в ресторане гостиницы…
Она только головой качала, стараясь, чтобы дама не заметила ее скептической усмешки.
…И красота-то госпожи Коди Балайн, которую он наконец имеет счастье видеть собственными глазами… И картины-то ее, которые хороши настолько, что могут украсить собой королевский дворец… И какая невероятная удача, что случайно, зайдя справиться о своем друге, он может засвидетельствовать почтение… Представляете, госпожа Балайн, друг мой жил в той самой квартире, которую теперь занимаете вы! Если бы он только знал, мой бедный Аррсон – он такой фанатичный поклонник вашего таланта…
Госпожа Коди Балайн, которая внимала всему этому вздору с милой, меланхоличной улыбкой, периодически кивая головой, при упоминании имени Аррсона неожиданно вздрогнула и оживилась.
– Так это ваш друг? – сделав таинственное лицо, спросила она. – И вы ничего не знаете?
– О чем, божественная?
– Такая загадочная история! – возбудилась художница. – О, я обожаю загадки! И въехала в эту квартиру только потому, что в ней произошло столь удивительное, внушающее страх и благоговение событие. Никто не хотел здесь жить, лишь у меня достало смелости… ведь я не суеверна и, наоборот, мечтаю, чтобы и со мной произошло что-нибудь такое же мистическое!
Дама восторженно закатила глаза. А капитан Хиббит встревожился.
– Продолжайте, молю вас, – галантно сказал он, пытаясь скрыть эту тревогу. – Что случилось с Аррсоном?
– Никто не знает! – гордо заявила художница. – В том-то и дело! Он просто исчез… приехал как-то вечером к себе домой – его видели привратник и соседи по этажу – и больше из своей квартиры не вышел. В ту ночь был пожар, и к дому съехалось целых два десятка тушителей. В комнатах Аррсона пылал огонь и озарял всю улицу! Но когда взломали дверь, не обнаружили никаких следов пожара. Как и самого господина Аррсона. Мистика! Представляете?
– Представляю, – упавшим голосом сказал Кароль. – Давно это случилось?
– Месяца три назад.
– И что было дальше… его не искали?
– Ну что вы! Конечно, искали, хотя привратник клятвенно уверял, что из дому Аррсон не выходил. После него остались вещи – прекрасная мебель, книги, словом, все имущество. Поэтому искали сперва Аррсона, потом его наследников… об этом случае много писали в газетах. Однако никто так и не отозвался. Через месяц наш почтенный домовладелец свез имущество Аррсона на склад и дал объявление о сдаче квартиры. Но желающих не было. Можете представить, какие слухи ходили! Только я…
– Благодарю вас, мадам, – торопливо сказал Кароль. – Я все понял. Благодарю, целую руки, надеюсь увидеться снова… а сейчас нам пора!
Знаменитость вытаращила на него свои голубые белки с кошачьими зрачками, пораженная столь внезапным и невежливым окончанием разговора. Но Кароль, не обращая на госпожу Балайн больше никакого внимания, жестом велел своим спутникам выбираться наружу и выскочил за дверь первым.
Они заторопились следом.
И, увидев лицо Кароля при дневном свете, Вероника даже испугалась – таким оно было белым! Черты его, которые, казалось, не знали иного выражения, кроме смешливого лукавства, даже в редкие минуты задумчивости капитана Хиббита, сейчас искажала непередаваемая гримаса горечи и скорби…
Кароль, впрочем, сразу же отвернулся. Трясущимися руками извлек из кармана свою фляжку и приложился к ней так надолго, что сказочница забеспокоилась, как бы он не задохнулся.
