– Ника… я знаю, ты меня простишь… потом, когда-нибудь, хоть я и не стою этого. Кому, как не мне, следовало понимать, что тебя обмануть невозможно? Я лгал тебе – всегда, и ты это чувствовала. И не могла ответить на любовь, которая была любовью лишь наполовину. Все остальное – оскорбленное самолюбие… за тысячу лет я так и не смог справиться с ним – не отомстив Иану Дорэ.
Голос его дрогнул, перешел почти в шепот.
– Как справедливо заметил наш мудрый спутник, я сам создал для себя ловушку. Жаль, что от этого страдала и ты. Но… все уже позади. Я тоже разглядел наконец своего «дракона», и мы оба теперь свободны.
Но, Боже мой, как же я устал! Одного хочу – проспать лет сто в Заветной роще асильфи, чтобы забылись все черные думы…
Черные думы коплю,
словно в груды агаты слагаю.
Дивные где берега
белого слова «люблю»?
В трюме соль соли земли
вечным грузом нетающей боли.
В бухте надежды любовь
прочно сидит на мели.
Мрачен покой твой и мудр,
океан одинокой печали.
Мертвая зелень луча,
раковины перламутр…
[1]
Он прочел это все тем же полушепотом, не сводя глаз с заходящего солнца, и умолк.
Капитан Хиббит, глядя на понурившуюся Веронику, тихонечко скрипнул зубами.
– Ты и впрямь опасный тип, кавалер ван Хорн! – сказал он ровным голосом. – Твои стишки?
– Нет, – ответил тот. – Их написал человек – петербургский поэт, ныне покойный. Ника его знала. Солнце вот-вот зайдет… Кажется, я сказал все, что хотел. Твоя очередь, капитан.
– В смысле?
– Все мы поняли что-то важное в конце пути, как и предвещал Михаил Анатольевич. А ты?
Кароль на мгновение вытаращил на него глаза. И фыркнул насмешливо:
– Я?.. Ничего я не понял. У вас все так красиво, ребята, до чертиков! Куда уж мне, с солдатским-то рылом, в ваш поэтический ряд! Увольте.
Он встал и принялся отряхиваться от песка.
– Всё позади, все свободны, я рад. Разбегаемся сразу или посидим на прощанье в каком-нибудь славненьком кабачке? Есть у меня такой на примете, да не один, и я бы, например, с удовольствием…
Овечкин поднялся тоже, протянул руку Веронике.
Капитан не договорил. Проклятье… она так и не взглянула на ван Хорна, и по виду ее было совершенно невозможно определить, о чем она думает. Рада, что встретила наконец своего ангела, или не очень?..
– И я не откажусь, – сказал вдруг Михаил Анатольевич. – Бокал шампанского был бы сейчас очень кстати. Не правда ли, Вероника Андреевна?
Кароль напрягся в ожидании ответа.
Бокал, другой… а там, глядишь, и станет ясно, кого она предпочитает в провожатые…
И тут, не дав Веронике ответить, прямо посреди их маленькой компании неожиданно появился из воздуха какой-то незнакомец, заставив всех четверых в испуге шарахнуться по сторонам.
После секундного замешательства оказалось, впрочем, что капитану Хиббиту этот внезапный визитер был знаком очень даже хорошо.
– Ба! – радостно воскликнул Кароль. – Себастьян! Какими судь…
И осекся, увидев в руках у новоприбывшего ярко блеснувшие в последних лучах солнца серебряные наручники.
Глава 43
– Какими, какими… по твоему же высочайшему повелению, – сказал посланец Немезиды хрипловатым, но приятным баритоном и, шагнув вперед, мгновенно заковал его в зачарованное серебро. – Ты спятил окончательно, Кароль? Я тебе кто – стражник, мент?!
– Ч-черт, – обескураженно протянул капитан. – Мог бы хоть не при даме…
– Познакомь, кстати, – друг его отступил, окинул внимательным взглядом всю компанию. – Ради кого сыр-бор?
– Знакомься… Вероника Андреевна Крылова, Михаил Анатольевич Овечкин, кавалер ван Хорн. А это, друзья мои, полковник Герьер… Себастьян, их-то не трогай!
– Я подумаю, – пообещал тот, зазывно глядя на Веронику. – Позвольте ручку, мадам… значит, вы и есть та самая замечательная земная писательница, которая выдала врагу все наши государственные секреты?
Вероника, хотя была встревожена не на шутку, не смогла удержаться от улыбки.
– Та самая, – ответила она с некоторой даже кокетливостью, и Кароль понял, что и на нее уже успело произвести впечатление неотразимое обаяние этого чертова полковника, устоять перед которым не могла ни одна женщина.
Себастьян Герьер принадлежал к тому редкому типу мужчин, что способны видеть королеву в любой представительнице слабого пола, хотя бы и в замарашке с помойки, – и не только способны, но и видят. При нем начинала кокетничать даже несгибаемая «железная леди», кавалер-майор Эме Каваль…
И не то чтобы такой уж Адонис – коренастый, плотненький, мундир вечно расстегнут, шевелюра всклокочена!..
Полковник поцеловал даме руку и выпрямился.
– Мечтаю прочесть ваши сочинения. И прочту – вот только протрезвею.
– Они не стоят такой жертвы, – мило улыбнулась Вероника.
В ответ он снова обласкал ее сияющим взглядом своих удивительных, золотистого цвета глаз, и Кароль не выдержал.
– Везет вам, Вероника Андреевна, на каких-то расхристанных асильфи! – в сердцах сказал он. – Мечтали увидеть, нате вам – сразу два за вечер, и один другого чище!
– Вы ангел? – спросила она у полковника.
– Имею такое несчастье, – тот ухмыльнулся.
И посмотрел на Овечкина.
– А вы, как я понимаю, маг из Петербурга. Рад встрече.
Он обменялся с Михаилом Анатольевичем рукопожатием и повернулся к ван Хорну.
– О тебе, кавалер, я, кажется, слышал. Пропавший без вести отпрыск ван Хорнов из Торна? Они, между прочим, ищут тебя на Земле. С первого дня, как открылись ворота.
Тот кивнул.
– Сегодня найдут.
После чего Себастьян Герьер обратился ко всем троим:
– Ну вот что, друзья… некоего зеленого соглядатая я отсюда уже отослал. Договоримся так – я вас не видел. Прибыл на Драконий и застал тут одного этого прохвоста, капитана Хиббита. Вы сейчас же возвращаетесь восвояси – пробиватели есть?.. отлично, – и больше на квейтанской территории глаза никому не мозолите. К ван Хорну последнее не относится, но тем не менее я посоветовал бы ему немедленно оказаться в Торне, под защитой семейного клана. Всё. Люблю, целую…
– Извините, – решительно сказала вдруг Вероника. – Но так не пойдет, и ни о чем мы не договоримся. Капитан Хиббит нарушил закон по моей вине, и я не могу допустить, чтобы он ответил за это один. Забирайте и меня тоже. Я выступлю свидетелем защиты на суде… ну или в крайнем случае отвечу вместе с ним.
