Она прервалась, бросила взгляд на дверь.
В тот же миг в комнату вошли две молоденькие и хорошенькие девушки-близнецы – черноволосые, черноглазые, как сама Гемиона.
– Мои правнучки, Мелисса и Цинтия, – представила их ведьма. – Знакомьтесь, девочки, – дама Вероника, кавалер Антон, кавалер Михаил… Посидите с гостями, мои милые, пока я отлучусь ненадолго с капитаном Хиббитом. И расскажите им, пожалуйста, о Броселиане – да смотрите, ничего не упустите! Преувеличить ходящие о ней слухи невозможно, а вот забыть о каком-нибудь из страхов – легко. Их так много…
Затем она повернулась к капитану и мягко улыбнулась.
– Пойдем, душа моя Кароль, поднимемся в сад. Я хочу показать тебе цветок, который мне привезли из Лидарри, – такой прелести ты еще не видал!
Он понимающе улыбнулся в ответ и легко вскочил на ноги.
– Пойдем.
Вероника со стеснившимся сердцем проводила их взглядом.
Цветок… как же! Впрочем, ревности к Гемионе она больше не испытывала. Просто этой женщине капитан Хиббит доверял. Они были друзьями. А ей он никогда не станет другом. Только и всего.
Правнучки чернокудрой ведьмы тем временем подсели к гостям.
– Вы не квейтанцы? – поинтересовалась одна, не то Цинтия, не то Мелисса.
– И поэтому ничего не знаете о Броселиане? – спросила вторая. После чего обе, не задавая больше никаких вопросов, затараторили наперебой, старательно исполняя просьбу прабабки.
Вероника смирила свое сердце и принялась не менее старательно слушать.
Хотя на самом деле она уже знала, каким будет ее решение – и неважно, что за ужасы ждут их в Бросельянском лесу. Капитан Хиббит готов идти, значит, пойдет и она. Отказываться нет смысла, потому что тогда он отправится туда один и тайком. Уж ей-то известно, на что он способен – выкрадет талисман, да и…
Пропадать – так вместе. К тому же у нее имелась и еще одна причина идти за разгадкой надписи хоть на край света. Загадочным образом желание отыскать «драконовидца» вдруг воскресло и завладело ее душой снова. Не было сил выносить раздвоение, сердце жаждало ясности и покоя. Как знать, вдруг этот неведомый третий и окажется тем клином, который вышибет все остальные?..
* * *
Никакого лидаррийского цветка у Гемионы, разумеется, не было. И показывать Каролю она ничего не собиралась.
Выйдя в садик на крыше и заглянув еще раз своему другу в глаза, она получила подтверждение своим подозрениям, вздохнула и предложила ему присесть на скамейку, стоявшую у стены под навесом. Села рядом, щелкнула пальцами, и в руках у обоих появилось по бокалу с «Осенним ветром».
– Ну, а теперь говори, – сказала она. – Поведай матушке Гемионе, что стряслось. Чего ради ты вдруг собрался сложить голову в Броселиане?.. Можешь и поплакать, если захочется.
– Может, и заплачу, – сказал он, вертя в руках бокал. – Наверное, я скоро снова приду к тебе за исцелением, Гемиона. Примешь?
– Приму, конечно. Только… кажется мне, что на этот раз исцелить тебя будет нелегко. Ты не хочешь даже поцеловать меня сегодня, а ведь прежде мы с порога бежали в спальню… Что случилось, милый? Эта девочка и ее красавец-телохранитель? Любовный треугольник?
Кароль бросил на нее косой взгляд, невесело усмехнулся.
Ведьма-гетера понимала с полувзгляда все, что касалось сердечных отношений. И почти никогда не ошибалась.
– Хуже.
– Безответное чувство? Не верю, – она погладила его по руке. – Ты же был моим лучшим учеником. Любовную игру усвоил так легко, словно родился с этим знанием. Неужели забыл мою науку?
– Не забыл. Но… с ней я не могу играть, – с усилием сказал Кароль. – Да и не хочу.
– Вот как?
– Да. Что я действительно забыл напрочь, Гемиона, так это то, что я самый лучший мужчина на свете, – то, что ты внушала мне столь долго, нежно и усердно… похоже, я не стоил твоих усилий. И оказался все же не лучшим твоим учеником.
Она обеспокоенно взглянула на него.
– Давненько я не слышала от тебя подобной чуши! Кароль, ты что, совсем потерял голову? И не видишь, что эта прелестная малышка влюблена в тебя по уши?
Он вздрогнул. И саркастически спросил:
– Да? И хочет замуж за другого?
– Ты сам виноват. Давно уже мог бы заставить ее забыть про всяких других. Радость моя, ведь все в твоих руках!
– Говори, говори, Гемиона. Лей мне на сердце мед, – вновь невесело усмехнулся Кароль. – А талисман? А эта проклятая ее «единственная любовь»? Ты же читала надпись!
Она покачала головой.
– Какой ты все-таки глупый! Или я виновата… и в прошлый раз исцелила тебя не до конца? Кое-что ты и впрямь забыл из моей науки – видимо, не хотел помнить! А ведь я говорила тебе, и говорила не раз, что любовь сама является магией, и над нею не властны никакие заговоры и чары… нет, нет, ты не отворачивайся, слушай! Ведь это же так просто – заставь девушку поверить, что единственная ее любовь – это ты, и талисман потеряет всякую силу!
– Ты считаешь, это просто? – устало спросил он. – Мне отчего-то так не кажется.
– Для тебя – просто, – настойчиво сказала Гемиона. – Ты – необыкновенный мужчина, Кароль, добрый, щедрый и ласковый, способный понять малейшее движение женской души… уж мне-то можешь поверить! Лучше, чем ты, любовника у меня не было…
– За все твои полторы тысячи лет? – Кароль иронически скривил рот.
– Да хоть за миллион!
– Говори, говори, – снова повторил он. – Может быть, через миллион лет я и поверю.
– Глупыш! – Гемиона провела рукой по его волосам, растрепала их, поцеловала в ухо.
– Так что там с любовью? – спросил он, словно не замечая этой ласки. – Что в ней за магия?
Она вздохнула, отстранилась.
– Поймешь ли? Когда ты уверял меня прежде, будто девушка-асильфи и есть твоя вечная любовь, а я говорила, что это не так, ты затыкал уши. Но любовь не проходит… Загляни в свое сердце сейчас. Что в нем осталось от того чувства?
– Ничего, – сказал он. – Благоговение перед светлой тенью. Шелест шелкового платья. Запах дождя…
– Вот видишь! Может быть, поверишь мне сейчас? И эту девочку ты еще не любишь, что бы ты себе ни воображал. Только можешь полюбить, если отринешь самолюбие и перестанешь бояться отказа, насмешки… чего там еще боятся люди? Магия любви заключается в доверии, мой мальчик. Когда ты можешь быть самим собой и знаешь, что любимый человек все примет и никогда тебя не обидит, – это и есть истинная любовь.
– Такое бывает? – с усмешкой спросил Кароль.
– Да, хотя и не часто. Мы нетерпеливы, самолюбивы, злы. Боясь, что нас могут ударить, мы спешим предупредить это и наносим удар первыми. Мы насторожены и не взращиваем в своей душе нежность. Откуда же взяться доверию, без которого со временем распадается в прах все – страсть, обожание и даже уважение?
