Эти последние часы накрепко впечатались в сознание Молли — прочь от войны уходили на санях последние обитатели маленьких деревушек и небольших городков. Здесь на севере, как объяснила Волка, тянулся язык обитаемых земель в широкой и плодородной речной равнине, изобилующей вдобавок тёплыми источниками.
Несмотря на зиму, здесь было легко продвигаться. Королевство наступало умно, не влезая в ловушки и капканы узких лесных троп. Нет, оно ползло по широким полям, по замёрзшим рекам, старательно избегая любого места, где «варвары» могли ударить в спину или в бок.
— Хитры, — мрачно сказала на последнем привале Волка. Всеслав так и не перекидывался — оставался медведем. Молли подозревала почему и всякий раз краснела от этих мыслей. Тем не менее приваливалась к мохнатому и тёплому медвежьему боку она с удовольствием. — Хитры, нечего сказать. Раньше–то мы умели их заманить, ударить и отойти. А теперь нет, не попадаются. Прут великими силами… — Она вдруг осеклась. Кошка Ди высунула мордочку у Молли из–за пазухи — мол, что такое, почему замолчали?
— Молли… спросить тебя хотела… не сердись на меня, если не по нраву придётся… многие у нас тебе не верят ещё, несмотря на тех ползунов у госпиталя…
Молли подобралась. Она уже знала, о чём пойдёт речь.
— Каково это — против своих идти? — наконец выдавила из себя мучительно покрасневшая Волка. — У нас ведь как говорят, свои всегда свои, что бы ни случилось. Своих бросать нельзя, никогда, никак. Мы потому и слово тебе дали, что отпустим, потому как знали, что нельзя тебя против твоих же…
Можно было сказать многое.
«Ты мне не веришь? Разве я не доказала?..»
Или так:
«Я уже всё решила. Солдаты Королевства — мои враги».
Или, может, этак:
«Там, на юге, — зло. А здесь — добро. Я за добро».
Но ничего этого Молли Блэкуотер вслух не сказала. А лишь пожала плечами да протянула Волке руку:
— Страшно. Ой, как страшно!.. Они ж и впрямь думают, что здесь варвары, что они сюда несут… как там папа говорил… свет цивилизации и преимущества прогресса.
Медведь за спиной шевельнулся и что–то злобно проворчал.
— Не ругайся при девочках! — мигом пристыдила его Таньша. Медведь насмешливо фыркнул, но ругаться и впрямь перестал.
— Их надо остановить. Просто чтобы они не погибали. Я так думаю. Как–нибудь бы этак устроить, чтобы побежали б они все за Перевал и дорогу сюда забыли. А то так и будут лезть и погибать будут — а они ведь папки моих друзей, подружек… Это я специально так говорю, только про них. Никто никого убивать не должен, каждый у себя должен жить.
— Мы и жили, — бросила Волка. — Пока к нам не пришли…
Молли промолчала. Да и что она могла сказать? «Я их туда не посылала»? «Я за это не отвечаю»?..
Но каким–то образом она чувствовала, ощущала всем нутром, что — да, отвечает. Неведомо как, но отвечает. За всех–всех–всех её друзей в Норд—Йорке, за мальчишек из «плохих районов» там, за Геаршифт–стрит, и даже за их отцов.
Они заблуждаются. Они страшно заблуждаются. Многие из них не злые, не плохие, но их обманули. Обманули, приучили бояться и ненавидеть. Точно так же, как её саму.
Потому что она ведь тоже стреляла в Rooskies.
Цена крови.
Но она её уплатила.
То, что она собирается сделать теперь, — её долг не перед Волкой, Всеславом или их сородичами. Это долг перед ней самой и перед всеми–всеми мальчишками и девчонками Норд—Йорка.
— Не бойся, — наконец холодно сказала Молли. Сказала с истинно маминым холодом и достоинством. — Что я буду думать — не твоя забота, Таньша. Будь рядом, и если я дрогну… можешь перегрызть мне горло.
Вервольфа вздрогнула, несмотря на всю выдержку; руки её невольно легли на собственную шею. Вздрогнул и медведь, повернул голову; и даже кошка Ди снова высунулась из тёплого гнезда, что она себе устроила у Молли за пазухой.
— Или ты. — Молли бесцеремонно пихнула медведя в мохнатый бок. — Можешь голову мне оторвать. Я не буду защищаться. Обещаю.
Медведь гневно, яростно зарычал, извернулся, словно текучая ртуть, одним слитным движением. Чёрный его нос оказался почти вплотную к носу самой Молли.
— Tikho! — резко бросила Таньша брату. — Молли, sestrichka… не говори так.
— Почему? — Молли хотела гордо и независимо пожать плечами, но голос дрогнул.
— Не надо тебе туда, — мягко, с непривычными просительными интонациями проговорила Таньша. — Не надо. Мы справимся, честное слово, справимся! Все колдуны и ведьмы сейчас от вулкана вернутся, не пройдёт Королевство дальше! Мы тебя до Норд—Йорка твоего проводим…
— Я свободна? — перебила Молли. — Нет, Таньша, ответь, коль называешь меня сестрой: я свободна?
— Ты свободна, — медленно кивнула Волка. — Свободна идти в наших землях и делать что считаешь нужным. Мы не отступим от нашего слова.
— Тогда я свободна и делаю то, что считаю нужным, — отрезала Молли. — Я всё сказала, sestrena. Дальше решайте сами.
— Хорошо, — глядя ей прямо в глаза, негромко сказала вервольфа. — Мы решим сами.
* * *
…Их остановил sekret, когда дымы пожарищ закрыли уже почти весь полуденный небосвод.
Четверо бородачей в белых балахонах и масках, делавших их почти невидимыми в зимнем лесу. Волка, ожидая чего–то подобного, последнюю лигу оставалась в человеческом облике, бесцеремонно усевшись позади Молли на медвежью спину.
— Н-но, братец! Резвее давай! Шибче скачи! — и, дурачась, слегка подпинывала его в бока пятками.
Всеслав что–то ворчал по–медвежьи, но добродушно.
Бородатые Rooskies, с длинноствольными винтовками за спинами, Таньшу явно знали. Во всяком случае, говорила вервольфа с ними хоть и почтительно, как младшая, но вопросы задавала сама, словно старшая.
Бойцы с любопытством косились на Молли, но не более того.
Наконец, когда вся троица двинулась дальше, вервольфа принялась рассказывать:
— Королевство, как я говорила, прёт вперёд по полям и замёрзшим рекам. В узкости и теснины не лезут — знают, как мы умеем там воевать. Расчищают дороги, строят форты. Паровые чудища всюду. Артиллерия. С моря мониторы, но что–то они не шибко помогают, больше туда–сюда ползают…
Кракены, подумала Молли. Кракены госпожи Старшей.
— Вот здесь — Мстиславль, прямо перед нами, — махнула рукой Таньша. — А перед ним — Горный корпус. Большой лагерь. От него к перевалу дорога. Охраняют её будь здоров. Наши пытались выйти туда… не все вернулись. И дела не сделали. Наши в городе и перед ним, старых с малыми увезли… а так никто не ушёл, никто уходить не хочет!..
— Пусть уходят, — вдруг резко сказала Молли. — Пусть все уходят, мы втроём всё сделаем. Вы только дайте мне дотуда добраться. И всё.
