Молли не оставалась одна ни на миг. И, кажется, Старшая делала что–то ещё, потому что она почти и не видела, что вокруг творится. Комнатка в каком–то доме, бревенча тые стены, домотканые половики, закрытые плотно ставни. И Старшая — прямо перед ней. Держит за руки, смотрит прямо в глаза.
— Тепло в ладони! — привычно командует она. — На кончики! Вот Средняя бы порадовалась… её путями бредём…
Сила повинуется уже куда охотнее. Это как на лошади учишься — вроде бы ничего не делаешь, а в седле держишься всё лучше и лучше. Или вышиваешь. Или рисуешь. Что меняется? Как заставляешь двигаться пальцы?..
— Огонь! В меня! — продолжает Старшая, и пламя послушно перетекает с пальцев Молли на её собственные.
Несколько мгновений Молли ощущает странную пустоту, однако она тотчас же заполняется, словно в неё вливается незримый, но мощный и бурный поток. По рукам, плечам, шее раскатывается приятное тепло, и Молли кажется, что стена за спиной госпожи Старшей исчезает и там в сером сумраке выстраивается длинная людская цепь — те самые старики и старухи, колдуны и ведьмы, собравшиеся здесь, чтобы усмирить подземный огонь.
Правда, Молли ещё не видела, чем этот огонь может быть опасен. В округе нет следов пожара, нет дымящихся провалов.
Но стоит её взгляду скользнуть глубже, сквозь расступающиеся земные пласты, как ему открываются ярящиеся подземные каверны, заполненные бушующим пламенем. То, что должно тянуться огневеющими жилами к подгорным ключам, греть воду, давать людям даровое тепло, обернулось своей противоположностью. Пламя ревёт и рвётся вверх, несокрушимые своды пещер пока ещё держатся, но по камню уже бегут одна за одной предательские трещины.
Парят, дымят, источают серые клубы бесчисленные расщелины на склонах чёрной горы. Ух, сколько б тут можно было настроить паровых страшилищ! Столько пару, и всё — на дармовщину!
Да уж, я б тут развернулась, мельком подумала Молли. Парогенераторы на естественном тепле, паропроводы, а дальше уже можно делать с этой силой всё, что угодно. Заставить работать, пахать землю, например — в Королевстве уже трудились над паровыми бескотловыми тракторами, получающими пар по трубам и потому лёгкими и маневренными; Молли читала об этом в «Популярной механике». Конечно, должны быть специальные поля и большой локомобиль с мощным паронагнетателем, но это уже дело десятое.
Был бы пар, поршень найдётся!
…Потом госпожа Старшая вела её к самой горе и ещё дальше, в жаркие пещеры у её подножия. Другие чародеи следовали за ними молчаливой свитой, но в разговоры не вступали, лишь неприязненно косились на Молли.
— Не обращай внимания, — шипела старая колдунья. — Завидуют просто. Не их внуки–внучки–внучатые племянники с племянницами в цепь встанут, да не просто встанут, а замкнут. Не могут смириться, что ты из Королевства, а я с тобой непонятными для них словесами балакаю. Но ты про них не думай! Ты со мной. Они если чего и боятся, так это меня. Знают, что любого из них я, если что, к себе на разделочный стол… и поминай как звали.
— Любого, госпожа Старшая? — Молли проводила глазами бровастого худого старика, брюзгливо поджавшего губы при виде их со старой ведьмой.
— Любого! — лихо заявила колдунья. — Кишка у них тонка
[24]
против меня выходить!
— Э–э–э, слишком тонкий кишечник? — удивилась Молли.
— Слабаки они против меня, короче, — с поистине мальчишеским задором объявила госпожа Старшая и так воззрилась на бровастого старика, что тот мигом смутился, закашлялся и отвернулся, притворяясь, что его очень занимают поднимающиеся над горой дымные клубы.
— То–то же, — буркнула Старшая, весьма собою довольная.
Но мелкие эти приключения — если, конечно, их можно было таковыми считать вообще — меркли, тонули и гасли пред тем, что Молли предстояло сделать.
Гора была больна. Молли всё–таки не зря родилась дочерью почтенного Джона Каспера Блэкуотера, M. D., не зря вертелась возле его кабинета, когда он вёл приём больных, и быстро научилась слушать, прикладывая стакан к стене.
Нельзя сказать, что её так уж занимала медицина, вовсе нет — просто было до жути интересно, что же там говорят и делают взрослые! Зато теперь она многое понимала.
Огню тесно в узких каменных жилах. Он рвётся на волю, потому что снизу, из неведомых глубин, на него напирает пламя ещё более жаркое, ещё более голодное. Кипят и испаряются подземные ручьи и озёра, пар ищет дорогу наверх. Раскрываются, не выдержав напора, щели и трещины, но недостаточно быстро, и их слишком мало — кто–то невообразимо давно укрепил их так, что они выдержат очень, очень многое, и сейчас это даже плохо.
Потому что, когда они наконец не выдержат, извержение будет таким, что и впрямь завоёвывать к северу от Карн Дреда станет просто нечего.
Старшая вела Молли вдоль огненных вен и артерий. Они садились друг против друга, руки в руки, и на внутренней поверхности Моллиных век медленно разворачивалась картина, подобная странице из анатомического атласа, каковой она, затаив дыхание, тайком листала в папином кабинете.
Паутина огненосных сосудов, тянущаяся на лиги и лиги окрест. Резервуары, где бушует подземное пламя. Голубые русла подземных рек. Места, где вода встречается с подгорным жаром. И узкая, почти забитая камнем горловина вулкана, чёрное жерло — кстати, а почему его просто не расчистить? Тогда ведь взрыва не случится, будет обычный прорыв лавы, если она не забыла уроки естествознания и свою собственную книжку «Что внутри вулкана?».
Старшая выслушала, покачала головой.
— Катастрофа, или Катаклизм, — это, Молли, не просто так. Что это было — до сих пор ни один маг или ваш учёный тебе не ответит. Слов умных много, да толку с них никакого. Не простой это вулкан, и просто «дырку в нём проткнуть» не получается. То, что «силу даёт», от чего мы, ведьмы, живы — тугим клубком тут затянуто, а сама знаешь, что бывает, коль верёвки запутать, жилы узлами перетянуть — умрёт тогда рука или нога. У нас не умрёт — у нас взорвётся!
Твоё дело, девочка, — цепь замкнуть. И уже той цепью мы, остальные ведьмы да чародеи, затор растащим, чтобы огонь вновь бы тёк, как ему от века положено. Как установлено теми, кто самые первые путы на него налагал. Как я сама устраивала, так же, как ты, в цепи стоя, замком её замыкая. Так же дрожала, а Верея, карга старая, меня ещё и высекла в тот вечер. Ведьмы, дескать, не дрожат как осиновые листы, а всем известно, что нет лучшего способа сделать ведьму более годной, чем она уже есть, кроме хорошей порки. А теперь вот я сама, — усмехнулась Старшая, — сама старая карга, одной ногой в могиле, тебя наставляю. И должна сказать, очень, очень мне хочется примеру старухи Вереи последовать!
Голос Старшей сделался словно бы грозен, но глаза старой колдуньи улыбались. Молли несмело улыбнулась в ответ.