— Теперь, как я скажу, в курильницы травы кидай, — распорядилась Старшая.
В подвале запахло мягко и сладковато. Старшая что–то шептала на ухо человеку, и судорожно напряжённые его мускулы расслаблялись. Она положила обе ладони ему на грудь, слегка нажала — Молли почудилось, что такими движениями гончар уминает глину.
— Ланцет, — ровным голосом сказала Старшая, и Молли, обмирая от страха, вложила ей в протянутую руку острое стальное лезвие.
Старуха занесла скальпель над грудью впавшего в забытье человека и резким, уверенным, жестоким движением сделала первый надрез.
* * *
Молли стошнило всего три раза. И упала в обморок она всего один раз. Упала в обморок, из которого её неожиданно вывела кошка Ди, вспрыгнувшая на лицо и отчаянно лизавшая ей щёку.
Госпожа Старшая закончила. Она стояла с непроницаемым видом, и стол перед ней был залит кровью. Подле ног старой колдуньи стояла пара деревянных вёдер, полных горячей воды.
— Помогай, — сухо бросила ведьма.
Молли шатало. Голова кружилась, в глазах стояли алые круги.
— Вот так и только так. — Старшая не глядела на юную ученицу. — Будет теперь жить, пользу земле и роду приносить. Людей охранять, тварей… всяких отгонять станет.
Молли только и смогла, что молча кивнуть. Дар речи она утратила напрочь.
— Вот потому–то, милая, — Старшая взялась за тряпку, — Средняя сестрица моя никогда меня не заменит. Как бы ни пыталась. Не сможет. Себя в чистоте блюдёт. О своей совести заботится. Бедолага этот пришел, спасения ища. Ну, мы его и спасли… а что прежняя жизнь для него кончилась — так это уже другое дело. Главное, что он теперь если кого и погубит — так исключительно на пользу дела. Понимаешь, о чём я, Молли Блэкуотер?
Молли понимала.
Они не спасли человека, не вернули его обратно, к семье и детям. Они резали плоть, пилили кости, скрепляли их наново скобами неведомого металла, сшивали мышцы, крепили чарами сухожилия.
Госпожа Старшая ловко и умело направляла на это собственную силу несчастного.
Старая ведьма и её юная ученица — они сотворили чудовище.
До рассвета девочка трижды просыпалась с отчаянным воплем, пока на четвёртый раз к ней не зашла Старшая, не села рядом, молча обняв за плечи, и не дала выпить тёплого, пахнущего мятой настоя, отчего страшные сны разом развеялись, как утренний туман.
Но ту ночь Молли запомнила навсегда.
* * *
Настало утро, и госпожа Старшая пришла к ней как ни в чём не бывало. Сощурившись, поглядела на красные глаза Молли, покачала головой, поцокала языком.
— Знаешь что, дорогая моя? Полежи–ка ты сегодня в постели.
Кошка Ди высунула усы из складок одеяла, одобрительно муркнула и свернулась обратно в клубочек.
— К‑как, госпожа? А… учёба? Вулкан? Всё такое прочее?
Колдунья досадливо сморщилась.
— Есть моменты, — нехотя проговорила она, словно стыдясь собственных слов, — когда никакие розги не помогут, хоть обломай их все о твою спину. Вот сегодня как раз такой день. Лежи. Кошка твоя пусть греет да обмуркивает. Поняла? — Госпожа Старшая в упор воззрилась на Диану, и Молли готова была поклясться, что кошка дёрнула ухом, словно соглашаясь.
— Отлежись, с лордом нашим поболтай, а я по делам, в лес. Скоро не жди, вернусь к вечеру. Ключи помнишь где, коль встанешь, пройтись захочешь. Всюду ходи, приглядывай, чтобы порядок был. Во двор выгляни, если пожелается, Полкана приласкай, он тебя любит. Ну, а не захочешь — так лежи. Сегодня можно, — И Старшая хохотнула. Залихватски подмигнула Молли, крутнулась на пятке — только её и видели.
Утро всё Молли и впрямь провалялась в постели. Такого не позволялось даже и дома, даже в выходные. Воскресная служба, а по субботам, когда, казалось бы, никаких дел нет и быть не может, мама всё равно поднимала ни свет ни заря, ибо «это полезно для молодой леди, готовящейся стать хозяйкой дома». Субботние утра как раз и посвящались кулинарным урокам, о которых Молли до сих пор не могла думать без содрогания — служанка Фанни именно в это время возвращалась с рынка.
А сейчас…
Тёплый дом госпожи Старшей не был тих и безмолвен. Кто–то всегда в нём двигался, шуршал, потрескивал, переговаривался. Не спеша, вальяжно прошествовал по своим котовьим делам чёрный как ночь Vasilii, гордо распушив хвост. Ди подняла голову, коротко взглянула на приятеля и улеглась обратно, словно ответив: «Не, не пойду никуда, мне и тут хорошо-о».
Молли подтянула одеяло к носу и закрыла глаза.
Страшные сцены прошедшей ночи, к счастью, не возвращались. Как отрезало. Наверное, помогло снадобье госпожи Старшей, но, так или иначе, Молли об этом не думала.
А потом лежать надоело. И в полном соответствии со сказанным госпожой Старшей Молли отправилась бродить по дому. Да не просто «бродить», а именно «приглядывать».
Где–то глубоко за стенами ворошился domovoi, он же брауни. Откуда он взялся и кто по природе, Молли не знала — госпожа Старшая всё больше отмахивалась, мол, есть, и всё тут. Волшебное существо, как Зверь Земли, Жар—Птица и другие. Время придёт — всё узнаешь.
Шевелились и ещё какие–то создания, может, как раз та «живность», за которой охотились в подвалах и Vasilii, и Диана. Молли шла из комнаты в комнату и думала, как же ошибалась Таньша — да и госпожа Средняя, — расписывая ужасы этого места. Нет, страшные дела тут творились, спору нет (Молли поёжилась, воспоминания о последней ночи вновь, и очень некстати, поднялись к поверхности), но страшно не было. Она перестала бояться даже пресловутой «берёзовой каши».
Привыкла. Привыкла к отрезанным головам на колах палисада, привыкла к изысканным манерам лорда Вильяма, привыкла расчёсывать ему усы и делать причёску. Привыкла к ворчливому брауни, показывавшемуся только ранним утром или совсем уж поздним вечером, когда глаза слипаются и не поймёшь, то ли взаправду ты его видела или только тебе почудилось. Привыкла к загадочным звукам, доносившимся то ли с чердака, то ли из подвала.
Привыкла, что живёт дома у всамделишной ведьмы и вокруг — ни единой паровой машины!
Больше того, о них даже и вспоминать не хочется.
Так или иначе, а порученное госпожой Старшей она старалась исполнить, как могла. Прибирала упавшие или кем–то сброшенные пучки трав, аккуратно развешивала по местам, поправляла банки и склянки, бросила щепотку корма плавающим в прозрачном цилиндре глазам с плавничками — они дружно ринулись к поверхности, хотя непонятно было, чем едят, рты–то у них отсутствовали…
Так, мало–помалу, тут подвинуть половик, тут расправить покрывало — Молли добралась до Той Самой Двери, В Которую Ей Нельзя Заходить.
Надо сказать, что за всё время у госпожи Старшей Молли неплохо справлялась с неизбежным искусом. Нельзя — значит, нельзя. Ещё в школе мисс Блэкуотер отлично выучила, что есть правила, которые нарушать можно и даже нужно; а есть такие, что переступать нельзя ни в коем случае, ни на «слабо», ни как–либо ещё.
