— А у тебя есть? — жадно спросил Билли, вновь облизываясь.
Молли полезла в нагрудный карман, выудила монету в полкроны
[6]
, прибавила шестипенсовик и повертела всем этим у мальчишки перед носом.
— Считай, ты уже всё узнала. Скажи только, про что спрашивать?
— Н-ну… не было ли боя, а если был, то что там случилось… не погиб ли кто… Я ведь девочка, девочке ни за что не расскажут, а тебе — завсегда! — подольстилась она, и Билли немедленно выпятил челюсть.
— Понял. — Он ловко подбросил и поймал монеты. — На два дня харча хватит, а уж со всех пяти… Мамка порадуется.
— Ты те пять ещё заработай сперва! — пристрожила его Молли, стараясь поджимать губы, как мама.
— Заработаю, не сомневайся!
— Тогда завтра? Здесь же?
— Угу, — кивнул Билли. — Побегу сейчас же, там когда вечерняя смена воскресная, пробраться легче. Ты Сэма- рыжего ещё искать будешь?
— Буду.
— Он, говорю тебе, не появлялся сегодня. Может, мамка его куда послала. Ты к ним самим зайди. Если не испугаешься.
— Вот ещё! — фыркнула Молли как можно убедительнее. — Сам–то не струсь, когда до мастерских доберёшься!
Билли только рукой махнул, исчезая в падающем снегу.
Почему она это сделала?
Не поверила папе?
Хотела убедиться сама?
Она боялась ответов на эти вопросы.
Боялась и того, что с «Геркулесом» — беда, а это значит…
Боялась и того, что папа врёт ей.
Трудно даже сказать, чего больше.
Молли прождала Сэма на их обычном месте — на остатках старой эстакады, которую по большей части снесли, когда строили доходные дома и прокладывали новые линии паровика; однако приятель так и не появился. Исчезли с засыпаемых снегом улиц и другие мальчишки с девчонками. Молли поколебалась — начинало темнеть — и нехотя повернула домой.
Глава 3
Билли принёс ответ уже на следующий день, сияя, как новенький серебряный шестипенсовик.
Был вечер, и Молли уже с беспокойством поглядывала на фонарщиков, один за другим зажигавших газовые фонари. Воскресный снегопад прекратился, на время скрыв зияющие раны Норд—Йорка, но сажа из бесчисленных труб уже оседала на белые покрывала.
Сэмми не появился вновь, и девочка начинала всерьёз беспокоиться. Сидела на верху старой эстакады, где ещё остались догнивающие остатки деревянных шпал, и ждала, хотя уже чувствовала — Сэмми не придёт.
Зато явился Билли.
— Эге–гей, мисс Блэкуотер! — Он замахал рукой.
— Опять «мисс», Билли?
— Ты мне работу дала. — Он быстро вскарабкался по выступающим кирпичам. — Я того, сделал. Монеты при тебе? — добавил он заговорщически.
Молли позвенела полукроной и шестипенсовиком в кармане.
— При мне. Что смог узнать?
— Ух, и нелегко же было! — издалека начал Билли, как и положено. — У мастерских страсть что творится — проволоку новую натянули, да ещё ярдов на двести отодвинули. Часть Ярроу и Бетельхейма отгородили, народ выселяют. Говорят, сносить будут, мастерские расширять. Стрелки стоят. С броневиками!
— Ух ты! А не врёшь?
— Да чтоб мне в топке паровозной сгореть!
— Как же ты пробрался? — Молли распирало, но спрашивать впрямую было нельзя. Нельзя показывать, насколько тебе это важно.
— Да уж пробрался! — небрежно сплюнул мальчишка. — Ярроу–то они перекрыли и вход в заднюю аллейку, а что туда попасть можно через окно одно с соседней Назарет — забыли! Через окно в подъезд, а там чёрный ход как раз на мусорник между Назарет и Ярроу. Я и прошёл! Аллейка–то как раз выходит на зады мастерских, там их дампстеры стоят. Забор высокий, да только что мне их заборы! Кирпичи так криво ложены, что и безрукий влезет.
— И тебя не увидели? — восхитилась Молли.
— Х-ха! — Билли вновь сплюнул. — Увидят они меня, как же, кроты слепые. Короче, перемахнул я через забор, и ходу! Через пути. Там до черта старых броневагонов стоит, знаешь, по–моему, ещё с прошлой войны. Ну, я под ними, до главного эллинга. Там огни горят, светло как днём! Подлез чуток и заглянул…
— А чего ж заглядывал? Чего не спросил на выходе просто? — изумилась слушательница.
— Чего заглядывал? — надулся от важности Билли. — Да потому что своими глазами увидеть должен был! Мастеровые–то болтали, что, дескать, уже совсем вечером пришёл «Геркулес» и что много с ним работы будет.
— Работы… будет? — пролепетала Молли.
— Угу. Побили его сильно, говорили. Ну, я и решил — за такие–то деньжищи как же я мисс Блэкуотер дурные вести принесу, не проверив? Не–ет, надо самому, всё самому.
— Ну не тяни уже! — Молли чуть не стукнула мальчишку. Тот изобразил шутейный испуг, поглубже натягивая старую заношенную кепку. Уши у Билли были красные от холода, но он, похоже, привык.
— Увидел я «Геркулес», — сообщил он торжественным шёпотом. — Во втором эллинге стоит, на яме. Побит, ага. От головного вагона только тележки и остались.
— От головного… тележки… только… — голова у Молли закружилась.
Белая фигура, прижимающаяся к размалёванной грязно–серыми и белыми разводами броне…
Вспышка, яркая, весёлая, солнечная. Словно весной, когда ветер с гор относит в море проклятые тучи, что висят над Норд—Йорком всю осень и зиму.
— Угу, тележки. А остальное всё цело. Обратно приползли, в общем. Бронепоездники злые ходят, как бульдоги. С мастеровыми лаялись, сам слышал.
— Молодец, Билли, — мёртвым голосом сказала юная мисс Блэкуотер. — Вот держи свои три шиллинга… — Она невольно взглянула на его ботинки, старые и грозившие вот–вот начать «спрашивать кашу». — Пусть мама тебе обувку новую купит.
— Обувку! — присвистнул Билли. — Да ты, мисс Блэкуотер, совсем того. Какие ботинки, если в доме жрать нечего? А мамка весь день вчера плакала. И Джоди с ней, и Кейти. Девчонки, что с них взять. — Он подбросил монеты и снова поймал. — Пойду к бакалейщику. На нас шесть шиллингов долг был записан. Отдам часть, на остальное муки куплю, масла, бобов, может, даже грудинки. — Он облизнулся. — А ещё что–нибудь для тебя разузнать, Молли? Скажешь, я так аж в Правление залезу!
— И схватят тебя! Нет уж. Лучше вот чего, узнай, что с Сэмми, ага? Это нетрудно. Два шиллинга — идёт?
— Полкроны!
Молли уже хотела возмутиться… но потом взглянула на кепку Билли, что никак не соответствовала погоде, на худые ботинки, старое драповое пальто и выцветший вязаный шарф, — и не стала спорить.
