Как тогда казалось, Франц Фердинанд и София были без сознания, когда автомобиль остановился в тени небрежно окрашенного оранжево-коричневого Конака. На ступеньках их ждал молодой офицер Людвиг Хессхаймер с портфелем, в котором были его работы по ландшафтному пейзажу, их он надеялся представить эрцгерцогу. Теперь он присоединился к другим людям, достающим эрцгерцога из машины, и поднимал его вместе с ними по каменным ступеням, мимо каменных львов, охраняющих лестницу; позднее он обнаружил, что папка с его эскизами, которую он в спешке засунул под мышку, окрасилась кровью эрцгерцога. Румерскирх и Бардольф несли на руках Софию через холл и вверх по главной лестнице, в комнаты резиденции Потиорека.
Бардольф, полковой хирург Эдуард Байер, временно замещавший Айзенменгера, д-р Фердинанд Фишер и другие склонились над Францем Фердинандом, лежащим на толстых подушках в кабинете Потиорека. Дыхание эрцгерцога было еле заметным, он уже не отвечал на вопросы, а кровь булькала у него во рту. Собравшимся никак не удавалось расстегнуть застежку его воротника, и в конце концов барон Морсей разрезал камзол и вырезал воротник. Когда они расстегнули рубашку, то увидели маленькую золотую цепочку, на которой висели семь амулетов, которые должны были принести эрцгерцогу удачу. Теперь им открылась рана — пулевое отверстие на правой стороне шеи, над ключицей Франца Фердинанда. Морсей склонился над Францем Фердинандом, взял его за руку и шепотом спросил, не хочет ли он что-нибудь передать для своих детей. Но ответа не последовало. «Его Высочество отошел в мир иной», — объявил Байер. Румерскирх закрыл ему глаза, и Морсей достал из своего кармана небольшое распятие и прислонил к губам эрцгерцога, а потом вложил его вместе с четками в его руки.
Софию положили на железную кровать в соседней комнате. Все думали, что она в обмороке, но когда д-р Карл Вольфганг, старший врач гарнизонного госпиталя, попросил графиню Ланьюс фон Велленбург раздеть свою хозяйку, они увидели кровь на ее талии, выступившую от пулевого ранения в нижней правой части живота. Врач не нашел пульс: София умерла еще во время поездки в машине. Графиня со слезами на глазах вложила ей в руки букет роз, который подарили Софии в городском муниципалитете. «Это были такие неожиданные потери, — вспоминала графиня. — Было так ужасно еще и потому, что я лишилась своей любимой хозяйки, которая была радостью в моей жизни… Я никак не могла поверить в реальность произошедшего, мне казалось, что это просто плохой сон. Я горько плакала, и эта горечь шла из самой глубины моей души».
Часы в кабинете пробили одиннадцать. Через несколько минут прибыли два священника: брат Михацеви (Mihacevii) в одеянии францисканского монаха и иезуит отец Антон Пунтигам. Они совершили последний обряд над погибшими. Тело Франца Фердинанда перенесли в спальню и положили вместе с Софией на большой железной кровати. Вскоре в Кодак прибыл архиепископ Сараево Йозеф Стадлер, чтобы вознести молитвы за умерших.
Когда люди опустились на колени, то услышали грохот и звон из обеденного зала этажом ниже. Потиореком была запланирована праздничная трапеза: Consommé en tasse, Oeufs en gelée, Fruits au beurre, Boeuf bouilli aux legumes, Poulets à la Villeroy, Riz Compôte, Bombe a la Reine, Fromage, и Fruits et Dessert, под музыкальное сопровождение, среди произведений должны были исполнять вальс «Нет жизни без любви». Теперь со столов убирали фарфор, хрусталь и серебро, так и не дождавшись своих гостей из-за произошедшего убийства, которое оборвало две жизни и их необыкновенную любовь.
Глава XVII
«БОЛЬ БЫЛА НЕВЫНОСИМОЙ»
В Хлумеце стоял спокойный день начала лета. София, Макс и Эрнст только что сели обедать, когда их гувернера, Отто Станковски, неожиданно вызвали из-за стола. Морсей и Румерскирх временно перекрыли телефонные и телеграфные линии империи, чтобы печальные новости о гибели супружеской пары не могли услышать их родственники. И теперь Станковски с потрясением узнал о том, что произошло в Сараево.
Учитель задумался о том, что теперь делать. Узнав, что сестра Софии, Генриетта, направлялась из Праги в Хлумец, он решил дождаться ее приезда и пока не сообщать детям, что они потеряли своих родителей. Когда Станковски вернулся в столовую, София заметила, что он «очень бледный», и сначала подумала, что он получил плохие новости о здоровье своей матери, которая болела. Но Станковски отказался что-либо говорить. Трое детей придумывали маленькую сценку, которую хотели показать по приезде родителей, когда поздним вечером приехала их тетя Генриетта. «Мы радостно бросились к ней навстречу, — вспоминала София, — но в ее глазах стояли слезы». Она рассказала, что было нападение на их родителей и они оба находились в больнице. «Мы будем навещать их в больнице!» — заплакала София. Но Генриетта ответила, что это не нужно и что было бы лучше, если бы они все сходили в церковь и помолились за них. Тайна еще сохранялась, когда ближе к ночи в Хлумец прибыли другие братья и сестра герцогини.
Поспать практически не удалось, рассказывала София, но раньше утра они так и не узнали «страшную правду». Станковски осторожно рассказал об убийстве Максу и Эрнсту, а зять герцогини, граф Карл фон Вутенау, который провел в пути всю ночь, рассказал правду тринадцатилетней Софии. «Боль была невыносимой, — вспоминала София, — а также ощущение полной растерянности. Всю нашу жизнь мы провели, ничего не зная о невзгодах, в окружении любви и полной безопасности. Теперь мы просто не могли себе представить, что будет с нами дальше». Как сообщала Reichspost, десятилетний Эрнст никак не мог справиться с горем и «вел себя как сумасшедший». Когда первоначальный шок прошел, София была настроена более философски. «Это хорошо, что мама умерла вместе с папой, — говорила она задумчиво. — Если бы она осталась в живых, она бы сошла с ума».
Полетели слова сочувствия. «Я глубоко потрясен страшной бедой, которая постигла всех нас, — писал Максу опальный дядя детей Фердинанд Карл. — Я молюсь за вас, вашего брата и сестру. Храни вас Бог!» Эрцгерцог Людвиг Сальватор писал: «Мое сердце истекает кровью, и шлю вам, вашему брату и сестре мои глубочайшие соболезнования». Кайзер Вильгельм телеграфировал с борта яхты Hohenzollern: «Мы едва можем подобрать слова, чтобы рассказать о том, как разрывается наше сердце, когда мы думаем о вас и вашей неописуемой утрате! Только две недели назад мы провели такие замечательные часы вместе с вашими родителями, и вот мы услышали о вашем страшном горе. Да хранит вас Господь и пусть даст вам силу, чтобы перенести этот страшный удар! Благословение ваших родителей останется с вами даже после их смерти».
Франц Иосиф был в Ишле, когда прилетела телеграмма от Румерскирха: «Будучи ошеломленным и потрясенным произошедшим, с полностью разбитым сердцем, я сообщаю вам, что в ходе поездки в Сараево были тяжело ранены и погибли от подлых рук убийц Его Императорское Величество и Ее Высочество. Для оказания срочной медицинской помощи их сразу доставили в Конак, но уже было не в силах человека спасти их. Ее Высочество скончалась через несколько минут после ранения, не приходя в сознание».
Телеграмму принес адъютант императора граф Паар. Старый император говорил мало. Паар вспоминал, что Франц Иосиф, потрясенный пришедшими новостями, на несколько мгновений закрыл глаза, а потом в минутной слабости, которую он обычно себе не позволял, промолвил: «Ужасно! Всемогущий не позволяет оспаривать свои решения безнаказанно. Высшая сила восстановила старый порядок, который я, к сожалению, не смог отстоять».
