Весной они обычно отправлялись на юг, путешествуя на императорской яхте Lacroma до модного адриатического курорта Брионии (ныне Бриуны). Там они проживали в отеле с видом на море, проводя дни на пляже, играя и веселясь в набегающих волнах. Если предоставлялась возможность, Франц Фердинанд и София праздновали Пасху в Триесте, в красивом белом готическом замке, построенном на скалах у бухты Гриньяно злосчастным братом Франца Фердинанда Максимилианом. Неизбежно это означало наличие высочайшего разрешения, так как Мирамар принадлежал короне. Однажды Монтенуово даже запретил эрцгерцогу взять с собой его семью, написав, что их нахождение там возможно только с «Высочайшего повеления» императора.
В другой раз в замке оказалась дочь Рудольфа Елизавета с детьми. Она согласилась уехать и освободить место для Франца Фердинанда и его семьи, но в последнюю минуту передумала, заявив, что ее дети больны и не могут сейчас переезжать. Подозревая, что она просто проявила свой характер, Франц Фердинанд отправил в Триест Айзенменгера, чтобы он дал свое медицинское заключение. Ему там не были рады. «Вы приехали как шпион!» — шипела Елизавета на доктора. Когда он доложил, что дети уже достаточно здоровы, чтобы уехать, Елизавета вынуждена была согласиться, но оттягивала отъезд до последнего, чтобы доставить Францу Фердинанду как можно больше неудобств.
Окрестности Мирамара представляли собой тропический рай, и Франц Фердинанд любил отправляться вместе с семьей в какой-нибудь удаленный уголок на пикник. Но в сельской местности было много итальянских националистов, потенциальных убийц, которые были бы счастливы, как рассказывал один из слуг эрцгерцога, бросить бомбу или выстрелить в незваных Габсбургов. Франц Фердинанд относился к опасностям очень философски. «Это вполне реальная угроза, — говорил он, — но я не буду из-за нее класть свою жизнь под стекло. Наша жизнь всегда в опасности. Мы должны просто верить в Бога».
В конце весны по пути в Вену на гонки они могли ненадолго заехать в Конопишт и отправиться в выходные с друзьями на охоту. У эрцгерцога было много знакомых из разных социальных слоев общества, но мало настоящих друзей. Как Габсбурга практически с рождения его учили, что лучше обходиться без откровенности с близкими знакомыми, которые потом могут использовать его слова ему во вред. Эрцгерцог даже утверждал, что единственными его верными друзьями были Айзенменгер и Яначек. В результате Франц Фердинанд общался в основном с очень небольшим кругом друзей-аристократов, со своим кузеном Альбрехтом Вюртембергским и с кузеном Софии, зная, что он мог на них положиться.
В начале лета Франц Фердинанд приезжал в замок Артштеттен, так близкий ему по воспоминаниям молодости. После смерти своего отца он унаследовал этот средневековый замок на высоком зеленом холме, возвышавшемся над Дунаем и городишком Пёхларн, и превратил его в современный жилой комплекс. Он заменил крышу на четырех угловых башнях, установил ванные комнаты и провел центральное отопление, а также усовершенствовал террасные сады, — все с перспективой на будущее. Эрцгерцог также принял решение, что здесь будет место, где они с Софией будут похоронены.
Это решение возникло в результате случившейся трагедии. Супруги всегда хотели иметь большую семью и в 1908 г. с радостью узнали, что София снова ждет ребенка. Поначалу все шло хорошо, но у Софии это была уже четвертая беременность, ей было сорок лет, и, возможно, были осложнения. 8 ноября у нее начались преждевременные роды, и она родила мертворожденного сына. Она очень сильно ослабела, и врачи посоветовали ей избегать новых беременностей. Ребенок должен был быть похоронен: так как жена Франца Фердинанда и ее дети не считались Габсбургами, они не имели права на традиционное погребение в крипте Капуцинов (Императорский склеп) в Вене как члены императорской семьи. В смерти, как и в жизни, Франц Фердинанд всегда хотел быть вместе с Софией. «Вы можете сказать любому, — как-то заметил он, — что даже смерть не разлучит нас!»
Конопишт был их любимым домом, но он находился в Богемии; Франц Фердинанд хотел быть похороненым после своей смерти на земле Австрии. Поэтому он выбрал Арштеттен местом, где могла бы жить овдовевшая София и где могли быть похоронены члены его семьи. Новый склеп был высечен в скалистом склоне холма под замком, там же была установлена барочная часовня. Теперь здесь могло беспрепятственно покоиться тело их сына, а потом и остальных членов их семьи. Эрцгерцог поручил руководство работой постоянно занятому Яначеку и остался доволен результатом. «Здесь просторно и светло, так, как мне и хотелось, — отзывался он. — Только вход не очень удобен. Слишком много резких поворотов. Когда будут нести гроб, он будет стукать об углы, и я буду переворачиваться в своей могиле!»
Когда София была девочкой, она часто проводила время на бельгийском курорте Бланкенберг: он был не особенно модным, но его не очень высокий социальный статус делал его доступным и приемлемым для ее отца. Эрцгерцог мог бы позволить себе вывозить свою семью и на такие элитные курорты, как Биарриц, Мариенбад, Канны или Довиль, но эти места были переполнены напыщенными аристократами. Бланкенберг в июле, решил он. Это решение было продиктовано и тем, что в этом месте его семья могла отдохнуть, будучи избавленной от пристального внимания, под которым они находились. Жизнь в этом месте была неформальной и непринужденной. Они остановились в туристической гостинице с видом на море и каждое утро ходили на песчаный пляж. Эрцгерцог, как правило, проводил каждый день несколько часов за небольшим письменным столом, установленном на берегу, читая официальные документы и наблюдая, как его жена и дети играли в волнах и строили замки из песка. Но он всегда присоединялся к ним после обеда, сменив свои куртку и брюки на шерстяной купальный костюм, и с удовольствием купался в море. Сестра Софии Генриетта часто посещала их на отдыхе. Они также посещали бельгийскую королевскую семью, двоюродных сестер и братьев эрцгерцога, осматривали музеи и художественные галереи Брюсселя.
Как правило, семья проводила несколько недель в конце весны и в начале осени в Хлумеце, в большом неоклассическом особняке возле Виттингау (ныне Тршебонь) в Южной Богемии. Огромный парк с сонными реками и заболоченными озерами предоставлял отличные условия как для рыбалки, так и для охоты. Поместье досталось ему как часть наследства Эсте, но это создавало определенную проблему. Согласно завещанию герцога Модены оно могло быть передано только Габсбургам. В конце концов Франц Фердинанд вместе со своим племянником Карлом нашли решение. Карл добавлял титул «Эсте» к своему имени и получал основную часть наследства Модены, в обмен на это Макс и Эрнст наследовали соответственно Конопишт и Хлумец.
Сезон охоты в Хлумеце длился с августа по октябрь. Семья эрцгерцога останавливалась в каком-нибудь удаленном охотничьем домике, чтобы Франц Фердинанд мог насладиться охотой. Единственное, что точно знали все о загадочном эрцгерцоге, так это то, что он любил охоту. Его недоброжелатели представляли эту увлеченность как патологическую одержимость. «Так как он не мог стрелять в своих врагов, — утверждала Ребекка Вест, — он находил хоть какое-то облегчение в охоте, но по сути, это было тем же самым… Он любил убивать, убивать и убивать, в отличие от тех охотников прошлого, которые убивали, чтобы обеспечить себя едой… Через эту бойню он выражал свою ненависть, которую испытывал практически ко всему в этом мире». Эта неубедительная ложь стала чуть ли не общепризнанным фактом: Франц Фердинанд — человек, не знающий жалости, приходящий в восторг от убийства тысяч беззащитных животных, чтобы удовлетворить свою жажду крови.
