Это отношение задало тон и для правил, установленных Монтенуово для Софии и регулирующих ее жизнь. Как морганатическая супруга она была лишена почти всех привилегий, которыми обладали другие жены Габсбургов; в тех немногих случаях, где были сделаны уступки, они были преподнесены таким образом, что лишь подчеркивали ее неравное положение. Софии не разрешалось появляться с мужем на публике. Если он ходил смотреть гонки, присутствовал при открытии музея, осматривал завод или посещал школу, ей приходилось оставаться дома или быть в стороне, не попадаясь на глаза и скрываясь в тени. Если почетный караул салютовал Францу Фердинанду, она понимала, что к ней это не относится, что она как морганатическая супруга не имеет права на приветствия, обращенные к Габсбургам. Если в честь эрцгерцога играл национальный гимн, она знала, что он звучит не для нее, так как она не член императорской фамилии. Если какие-либо должностные лица обращались к ее супругу с приветственным обращением или докладом, Софии не позволялось стоять рядом с ним, и создавалось впечатление, что она гарантированно исключена из официального признания. Францу Фердинанду были воспрещены какие-либо упоминания его супруги в официальных обращениях. Софии запрещалось посещать вместе с Францем Фердинандом гонки, так как ее положение было признано несоответствующим, чтобы разделить вместе с ним место в императорской ложе.
Монтенуово также лишил Софию возможности быть в императорской ложе в театре, опере, балете, на концертах симфонической музыки — на всех важнейших событиях венского зимнего сезона. Смотрелось очень торжественно и великолепно, когда Габсбурги прибывали в Императорский оперный театр, поднимались по собственной лестнице из алебастра, между огромными канделябрами из мрамора и бронзы, и занимали свои места в белоснежной, украшенной золотом императорской ложе. Но не для Софии. Так как ей было запрещено быть в императорской ложе, Софии приходилось садиться в другом месте. Она не могла даже сидеть в относительной близости от своего мужа: двадцать шесть рядов амфитеатра были прерогативой членов высшего общества. Даже при посещении частного театра она не могла сидеть рядом со своим мужем и быть с ним на равных.
Габсбурги ехали в экипажах с золочеными спицами, как и иностранные дипломаты, актеры и певцы по императорским контрактам, и даже репетиторы императорских детей. Но императорские кареты были не для Софии. В Вене ей даже не разрешалось ездить вместе с мужем на одном транспорте. Она могла путешествовать только в вагонах, предназначенных по статусу для фрейлин Императорского двора, — неприятное напоминание о прежней должности.
Почетный караул в парадной форме всегда стоял на страже в Бельведере, когда там присутствовал Франц Фердинанд. Когда он ненадолго покидал дворец для встреч или других дел, Монтенуово сразу многозначительно отзывал караул. Хотя София и оставалась во дворце, но императорский двор считал ее недостойной для своих охранников.
Когда ее муж давал официальный прием или ужин, даже в уединенном Бельведере, Софии было запрещено на нем присутствовать. Дипломаты, члены королевских семей других стран, правительственные чиновники — все считали, что София недостаточно соответствует тому, чтобы быть им представленной. Нельзя сказать, чтобы ее отсутствие всегда проходило незамеченным. Монтенуово распорядился, чтобы за обедом для нее всегда было оставлено место и положены столовые приборы, причиняя таким образом постоянную незаживающую рану в гордости Франца Фердинанда и его любви к своей жене.
Осенью 1900 г. шах Персии прибыл в Вену, и сопутствующий этому визиту бал ознаменовал собой первое официальное появление Софии при дворе в качестве замужней женщины. Это исключительное событие стало поводом для разговоров по всей Вене. Но Монтенуово не закончил своей войны против пары, и бальный зал стал ареной боевых действий. «Не позволь ей считать, что она одна из нас», — якобы предупредила эрцгерцогиня Монтенуово, но он и сам не собирался допустить такой возможности.
Старинный дворец Хофбург был залит светом. Счастливчики, оказавшиеся среди приглашенных, поднимались по малиновой ковровой дорожке мраморной лестницы, вдоль которой выстроились солдаты почетного караула, и оказывались в огромных залах с колоннами, «настолько огромных, что казалось, что у них нет ни стен, ни потолков». Сложный аромат роз и орхидей наполнял воздух. Шелковому шелесту модных платьев вторили яркие мундиры офицеров, украшенные золотой тесьмой и отороченные соболем и лисой; в свете тысячи свечей хрустальных люстр переливались бриллиантовые ожерелья и сверкали ордена и медали.
Внезапно появился Великий мастер церемоний, облаченный в свой алый мундир, и громко стукнул в пол посохом из слоновой кости и серебра, возвещая тишину. Собравшиеся согнулись в поклонах и реверансах перед появившимся императором. Традиционно он должен был бы сопровождать мачеху Франца Фердинанда Марию Терезу как главную даму страны и мать наследника, но ни она, ни ее дочери, ни Габсбурги, поддержавшие и присутствовавшие на свадьбе эрцгерцога, не были приглашены. Вместо этого он вышел под руку с эрцгерцогиней Изабеллой, как знак его благоволения к ней, что многими было воспринято как несомненное доказательство его непринятия брака. Следующим следовал шах, за ним Франц Фердинанд и ведущие эрцгерцоги Императорского дома, эрцгерцогини, управительница гардероба предыдущей императрицы, герцогини, принцессы и вдовы из равных Домов, королевские дети, рожденные в равных по положению Домах, и наконец София в бриллиантовой диадеме, подаренной ей императором. Ей не было позволено сопровождать мужа, и она шла под руку с камергером двора. Эрцгерцогини и дамы, равные по положению с Императорским домом, шли по правую сторону в этом эскорте; София шла с левой стороны, что указывало на ее неравный статус. Монтенуово добавил последнюю каплю в унижение Софии перед двором. Двойные двери входа в зал были широко открыты, когда заходили члены императорской семьи; когда очередь дошла до Софии — одна из дверок была демонстративно закрыта, указывая, что она не имеет права на оказание такой любезности, и чтобы войти, ей пришлось повернуться боком.
Непредвиденными последствиями этих мелких унижений, как рассказывает правнучка, принцесса София, стало то, что принцесса Гогенберг оказалась окруженной вниманием и сочувствием многих. Она не показывала никаких признаков смятения и шла по залу с такими спокойствием и грацией, что даже ее самые отъявленные враги были поражены. Франц Фердинанд молча наблюдал все эти сцены, сжимая и разжимая кулаки в бессильной ярости.
Этот спектакль продолжился через несколько дней, когда Софии разрешили присутствовать в банкетном зале; Монтенуово постарался и тут сделать все возможное, оставив ей место между Изабеллой и Марией Кристиной. Гости, собравшиеся в зале, видели, как одна из створок массивных дверей закрылась при приближении Софии; она остановилась в замешательстве на несколько секунд, румянец смущения распространился по всему лицу, затем она резко развернулась и покинула дворец. Францу Фердинанду она сказала, что ей стало плохо. Только вернувшись в Бельведер, София поведала эрцгерцогу правду: подойдя к входу в зал, она осталась одна, с ней не было ни камергера, ни офицера эскорта, чтобы сопроводить ее в зал, и, испытывая стыд, она развернулась и ушла. На следующее утро пара стремительно покидает Вену. Но вспыльчивый Франц Фердинанд написал гневное письмо Монтенуово, в котором предупредил его воздерживаться в дальнейшем от подобных действий, и напомнил ему, что его собственные предки были бастардами, узаконенными лишь в последующем морганатическом союзе.
